Парировать; сократить дистанцию; финт; не сработало; отскочить; контратака; догнать левой, нет не то; замешкался; неудачный блок; черт – считай покойник. По факту же-  лишь длинный косой синяк на предплечье, оставленный ударом плашмя тренировочной сабли. Не первый за сегодня. Левая рука у Диего всегда была ведущей, и упрямо отказывалась занимать второстепенную роль, пусть в тренировочной, но схватке.
Капитан вытер рукавом стекающий по лицу пот, и упрямо дернул подбородком
- еще раз! – Стойка обратная от привычной; левая – ведомая, на подхвате, работать правой; действуешь, как будто ты – не ты, а тот парень с другой стороны зеркального стекла. Телом, головой, саблей, действуй как собственное отражение, как будто твое солонце всходит на западе, и падает на востоке. Защищайся, парируй, отступай и жди момент. Финт, не ведись; нет, выпад; скользнуть в сторону, провести снизу, дать провалиться; вильнуть; пируэт, смена позиции; догнать левой. Да нет же! Дьявол… 
  Орленок стянул взмокшую от пота косынку, и вытер ею лицо. Выслушивая советы, наблюдавшего за тренировкой квартирмейстера, Диего поочередно тянул мышцами, будто пробуя их на ощупь, проверяя на дееспособность и натруженость.
- ладно, я понял, вечно перехожу на левую. – взъерошивая пятернёй грязные волосы, капитан задумчиво вздохнул – Завтра привяжем ее за спину. А на сегодня хватит.
   Есть неописуемая прелесть в ощущении себя после удачной тренировки. Вытирать лицо подолом рубахи – почти так же приятно, как рухнуть на подушку, досуха высушенным новенькой бордельной акулой. То же неровное дыхание; та же пьянящая усталость, отзывающаяся эхом в каждом, даже малейшем движении; то же сладкое сосание под ложечкой, напоминающее о нехватке дыма в легких; и неконтролируемая блуждающая улыбка.
Натянув курточку, Ди не спеша, наслаждаясь каждым шагом, побрел на нос, на ходу забивая трубку.  Корабль жил своей жизнью, наслаждаясь первыми днями плаванья. Плевать как далеко и надолго вы собрались, какова цель похода и есть ли она вообще: первые дни – всегда самые приятные. Отдохнувшая на берегу команда; запасы еды, рому и табака, кажутся бесконечными, будущее – светлым, а успех – неизбежны. А если в порту команда, не щадя живота своего, подняла достаточно чарок в честь Мариса и он благословил вас своей улыбкой…что ж, считай дело в шляпе.
По правому борту, по-летнему ласковое солнце, клонилось к горизонту, окрашивая все на своем пути в пурпурно-розовые тона. Повернувшись спиной к ветру, Ди черкнул огнивом, прикрыл рукой чашку трубки, абы весь табак не достался ветру, и с наслаждением запыхтел. Первый глубокий вдох, и жизнь кажется самым прекрасным и великим изобретением богов. Первый неспешных выдох, густой дым уносится вдаль, и примыкает к негустым облакам, тянущимся вдоль горизонта.
- Вест-зюйд-вест, капитан – густой, деловитый голос старпома, вынырнувший из корабельного гама, как нельзя лучше вписывается в происходящее – идем крутым бакштагом. Пол узла выше предыдущего рекорда.
Скользнув взглядом по борту, кэп поднял глаза на напнутые паруса. Затяжка, пустить по ветру струйку дыма, и довольно ухмыльнуться
- наша «Ада» и не так может: ставь лиселя, и увались по ветру, и за нами ни один черт не угонится.  - И вот густой, деловитый старпомский голос удалился, расплескался по палубе, приводя в движение всех ее обитателей, и растворился в естественной среде обитания, а Диего облокотился на борт, докуривая трубку – все как-то даже слишком хорошо. Бывает же.
 
Одна вовремя выкуренная трубочка, заменяет все идеалы мира. Она способна если не на все, то на многое. Она многообразна, бесконечно многогранна и разнообразна. Сложно представить ситуацию, при которой она была бы не уместна, или вредоносна. Конечно если ты не канонир, застрявший в пороховом отсеке. Хотя, если подумать – то это довольно-таки эффектный способ выбраться из заточения, ну или уволится, заразом подложив свинью всем недоброжелателям. Так что, как видим, одна вовремя выкуренная трубка, может стать приятным мостиком даже между жизнью и смертью, не говоря уже обо всем остальном. Как пример «остального», можно назвать выкуренную капитаном трубочку, превратившую день в вечер, на одном отдельно взятом судне.

  Вытряхнув пепел, Диего спрятал любимицу в карман, и круто развернулся на пятках. Курение – лучший друг мысли, и в капитанскую голову пришла просто замечательная мысль: в такой славный вечер грех не выпить. Тем более, что на корабле есть более чем подходящая компания.
- эй, парень – юнга, видимо новенький, Диего его не помнил, увязался следом, навострив уши – найди и пригласи ко мне нашего гостя. И будь учтив, он парень с характером.  – Хохотнув Ди скрылся в каюте, не вникая во всякие «есть» и «слушаюсь».
Бутылка из личных запасов, две чарки, вот и все приготовления. Осталось лишь поудобнее откинуться в кресле, и дождаться дорогого гостя.

Сцепив руки на затылке, Орленок крепко потянулся, вытянув ноги и выгибаясь спиной, аки очнувшийся от дневного дрема кошак.  Каждая мышца отозвалась приятным эхом, направленным куда-то под диафрагму, где, собравшись воедино из бегущих по телу импульсов, родилась вибрация. Она разрасталась, ширясь по грудной клетке, и побулькав в горле довольным мурчанием, вырвалась в теплый полумрак капитанской каюты протяжным стоном наслаждения.
Пиратская доля – тяжка и опасна, и, если хорошенько задуматься, рационально и придирчиво, с дотошностью лощенного ростовщика взвесить на одной чаше тяготы и лишения, а на другой – все остальное, то любой здравомыслящий человек предпочтет найти себе другой заработок. Без шуток – вообще любой здравомыслящий человек, дай ему возможность хорошенько подумать, расскажи ему что да как, без всей этой розово-романтической чепухи, даже шагу не ступит на скрипучую палубу. Чем несомненно обрадует прозябающего в порту парнишку с горящими глазами ищущем рабоче-спальное место на баке. Он то знает, все знает, но всегда возвращается в море. Знает он и про штормы, смывающие неудачливых бедолаг в объятья морского дьявола; и друзей, испускающих последний дух на залитой кровью палубе; и про сухари, на второй месяц плаванья, из которых приходиться выколачивать червей; и про… неописуемую красоту тихого заката в открытом море; про чувство собственного превосходства над бурей и стихией. Ему знакома и мрачная богохульная шутка, после погребения товарища в морской пучине, и хищная радость дележа добычи; ему знаком сладкий звон монет, честно выменянных на собственную кровь и пот.  И начни какой холенный сухопутный толстопуз расписывать все свои рациональные взвешивания тягот и прелестей, он, этот парнишка, лишь крепче вцепится в мечту о капитанстве. Да, удвоенная часть добычи, капитанская треуголка, и собственная каюта на корме– это славно, это хорошо, это достойная мечта любого уважающего себя юнги.  Но конечно же он не станет просиживать штаны в каюте, как нынешний капитан-засранец, праздно распивая ром, а останется обычным парнишкой с бака, ни на секунду, не забывая суровую рабочую юность.  И в чем-то он, конечно, будет прав: капитан, забывший о матросских буднях, рано или поздно забудет, что корабль, на самом деле, принадлежит команде, а акулам, в принципе, без разницы обедают они юнгой, коком или капитаном. Да только надев-таки капитанскую треуголку, бывший юнга понимает, что праздное распивание рома в каюте – не просто жизненная необходимость, а, часом, прямая обязанность. Капитан – всегда немного политик, а хороший капитан – так и подавно. И даже если не брать во внимание личные амбиции, грезы и жажду власти, так или иначе остаются другие корабли и другие капитаны, от отношений и связи, с которыми зависит твое благополучие, и благополучие твоей команды. «Дикий бык» - был одним из самых заметных кораблей Тиля, и не считаться с ним было бы большой ошибкой. Не то что бы приглашая старпома «быка» на корабль Диего руководствовался холодным и прагматичным расчетом, вплетая рядовой поход к Рейну в сеть хитросплетенных интриг… но и актом чистого альтруизма приглашение Берга на борт тоже не было. Свою выгоду Ди Сота поимеет так или иначе, пусть даже этой выгодой окажется просто приятная компания за чаркой рома. Компания не заставила себя долго ждать. Дверь каюты жалобно скрипнула под напором дикого старпома.
- а, заходи-заходи, здоровяк, не стесняйся. – не то бы Гектор Берг был похож на стеснительного человека, просто фигура речи, и, можно сказать, дань приличиям. – а чего ж не радоваться, сам видел как идем. – самоуверенная улыбка переросла в довольный смешок – э, друг, если я тебе скажу что думаю, ты решишь что я или дурак, или трепло, а кому приятно пить с человеком который  о тебе такого мнения? Хе-хе. – на самом деле, иногда Диего был по-моряцки суеверен, и предпочитал лишний раз не озвучивать больно оптимистичные мысли. А при такой погоде, да в такой славный вечер мысли были исключительно, до неприличия оптимистичны. – скажем так, если погода простоит, то могу обещать тебе парочку внеплановых ночей под звездным небом Рейна.
Вот так вот отмахнувшись от любой конкретики, Диего потянулся за бутылкой –Берёг?! – многообещающий «чпок» и по каюте разнесся хорошо знакомый терпкий запах. – да что ты! – привычное движение, и чарки до краев наполнились темным ромом – да я для тебя ее специально захватил! – заговорщицки подмигнуть, и осушив посудину пуститься в древнейшее мужское развлечение: ребячески нести ахинею. Казалось бы, что заставляет взрослых мужчин нести бред, никак не связанный с окружающей реальностью? Может быть эта привычка осталась с тех пор, как уличные пацаны мерялись боевыми талантами несуществующих старших братьев и ничего не замечающих отцов, или до кровавой пены спорили кто будет победителем в бою кракена с драконом. У некоторых персонажей серьезность тех словесных перепалок ни разу не убавилась, и в тавернах они друг другу доказывали, что однажды трахнули русалку, голыми руками задушили сухопутную акулу, или перелетели море заарканив полтора десятка чаек. За неверие же, или сомнение в сказанном вполне можно было получить в рожу. Для других же, это был способ поддержания беседы, или повод поупражняться в остроумии. В последнем, Диего, что называется собаку съел, и умудрялся нести жуткий бред с таким лицом и жестикуляцией, будто рассказывал обычную занятную историю, у которой с пол сотни свидетелей.
– Напели мне недавно про одного курьера, мол идет оттуда туда, маленький такой, незащищенный, правда, что везет – не понятно. Но, говорят, верняк у капитана бутылка рома шикарного припрятана, большой он типа любитель, бутылки уникальные собирает и все херня. Ну я и думаю, вот еще я за всякими блохами по морю не гонялся ради бутылки рома, верно? Но тут сниться мне каракатица, и говорит человеческим басом: «Диего, у тебя на корабле Берг гостить будет, а тебе его угощать нечем». Пришлось захватить мелкого ублюдка. Неделю на хвосте у него сидел, потом абордаж. Рубились три дня и две ночи, горло тому капитану мне пришлось зубами перегрызать, потому как патроны кончились, и сабля сломалась. Но вот она, та самая бутылка – победоносно расхохотавшись, Орленок обновил опустевшую посуду. – ну, а у тебя как дела?
Правила мужского разговора предельно просты – твоя очередь говорить, когда другой парень подносит чарку ко рту. К тому же, по первой выпили, атмосферу разрядили, можно и поговорить

Да, и правда славный оказался ром: крепкий, как задница портовой официантки, и забористый, как матросская ругань. Первая, правильно выпитая полновесная чарка хорошего рома, как давно подметил для себя Диего, поласкав глотку, спускается по пищеводу, и, минуя желудок, бьет сразу в голову. С последующими можно не заморачиваться, но первая…первую нужно выпить как бы между прочим, по возможности неожиданно для самого себя, вроде как не ты ее выпил, а она сама тебе выбора не оставила. Не ждать ее, не готовиться, даже не придавать ей особого значения, но выпить ее полностью, до дна, вот тогда-то она попадет прямо в цель, и растекшись в груди, ударит по мозгам горячими парами. Весь мир в целом становиться размытей и тускнее, но каждая отдельная деталь или мысль – четче и ярче. Все лишние, фоновые отголоски и помехи растекаются по горизонту и покрываются дымкой. Нюансы же, и акценты, в коих, как говорят, таится дьявол – выделяются и прощупываются взглядом как вынырнувший из тумана вымпел. Тут важно не переборщить, и не превратить наведенный на детали фокус в ограничивающий взгляд подзорной трубы, слишком пристально разглядывающей пустой кусочек неба, не замечая всего остального. Благо Орленок не первый год удобрял мозги горячительным, и давно приловчился выхватывать из затуманенного бэкграунда нужные проблески. Как, в прочем, просто скользить взглядом по горизонту, ни на чем, особо, не останавливаясь, и без всяких заморочек наслаждаться происходящим. 
- Всегда держу неприкосновенный запас отборных водорослей специально для друзей. Но про бутылку была чистая правда!
Дружный хохот громовыми раскатами прогремел по каюте. Хохот такой гулкий и насыщенный, что, казалось, сам воздух в каюте густеет, растворяя его в себе. Смех фйельца рокочущий и гулкий, пробирал до самого нутра не только собеседника, но, казалось весь окружающий мир. Даже «Аделаида», казалось, пропустив его между досок, впитала его в себя, превратив в новую движущую силу, и прибавила ходу. Черт, а ведь и правда, набрала… Капитан всегда чувствует корабль. Будь ты хоть трижды пьян, неделю как заперт в ящике, забитом и заваленном в самом темном углу трюма, с горячкой и в бреду, позабыв чем отличается день от ночи, Свой корабль ты чувствуешь. Каждое движение, любой поворот рулевого колеса или изменение ветра в парусах, свой корабль чувствуется где-то на уровне подсознания, почти так же органично и незаметно, как чувствуется собственное тело.  С кораблем, если это действительно твой корабль, ты срастаешься, ты становишься его частью, так же, как он становиться частью тебя. «Аделаида» была не просто кораблем Ди Соты, она была его детищем, не имеющем ничего общего с тем давным-давно захваченным бригом на основе которого была построена. Для Диего «Аделаида» была куда больше чем просто кораблем, домом, или возлюбленной, она была его сутью, и мысль о том, что он мог его лишиться, была схожа с мыслью о потере души. И вот теперь, сидя в глубине каюты, смеясь, о чем попало и распивая ром, Диего поджилками почувствовал, как лиселя набрали ветер, и уголком сознания отметил, что рулевой, собака, наверняка слишком увалился и не добирает в скорости. Но слушайся бриг его так же хорошо как капитана, откровенно говоря, Диего даже бы приревновал. Рулевой, конечно, славный, талантливый малый, но, когда штурвал в руках у капитана… как бы то ни было, сейчас в руках у капитана был не штурвал, а до неприличия полная чарка. И теперь, не глотая залпом, а катая ром по языку, Орленок вновь, но уже по-другому отметил что это чертовски хорошая бутылка. Припомнить бы где он ее надыбал, да забить такими же закрома. Да, славный ром, вон даже здоровяк Берг осоловел, разговорился. 
В ответ на выпад гостя Диего подался вперед и пару раз демонстративно клацнул желтоватыми, но крепкими зубами, смотри, мол, отличные жевалки, и никакой цинги. А вот для них и работенка подвалила. В дверь постучали, и капитан без любой задней мысли, почти на автомате, силой одного своего голоса открыв дверь, искренне обрадовался защекотавшему в носу запаху свежего мяса.
- о! в самый раз! Закуски то нам и не хватало. Молодец, парень. – и не то что бы парень действительно был молодцом, может и был конечно, тут у кока спросить надо, но приободрить мальца – это милое дело. Тем более, что, если Ди ничего не путал, парень старался и молодцом-таки действительно был. Однако, прямо сейчас хлеб и мясо капитана интересовало куда больше. Переместившись в кресле, Диего принял более подходящую для трапезы позу, и с располовинил хлеб. А отломав еще по удобному кусочку, зажал между ними ломоть мяса и с нескрываемым удовольствием зажевал.
- ну где-где?! Где водятся там и набираю: в портах да в борделях. Но вообще по-разному, раз на раз не приходится– запив не дожёванный кусок добрым глотком, Диего с почти удивлением уставился на гостя, зеркально изогнув другую бровь – вообще да, есть что-то. Я еще было подумал напоминает он мне кого-то, что ли, но внимания не обратил. – вранье, конечно, ничего подобного Диего, разумеется не думал, просто к слову пришлось. – пару месяцев назад, я у одной, вдовушки в Боснове гостил. Ну как вдовушки, это она так говорит, а у самой корма здоровенная, сиськи здоровенные, и вообще во всех нужных местах она здоровенная. Славная такая баба, сочная. И по хибаре у нее таких вот байстрюков, от мала до велика, с десяток бегает, и все разные. Ну она и прицепилась забери да забери, кормить нечем, а мальчуган только и торочит что о море. Ну я глянул, пацан то крепкий, и не прогадал вот ни разу. - Откинувшись на спинку, Диего задумчиво отправил в рот остатки импровизированного бургера, оценивающе осмотрел гостя. –А ты бы и правда присмотрелся, мож и правда твой, мало ли. И, слух, я тут тебе задание поинтересней вахтовой службы придумал. Ты парень крепкий, и славным бойцом прослыл по всему Тилю. Так может займешься молодежью? Ну потренируешь ребяток с саблей управляться. Тут и юнги-салаги и все такое. Может и стариков на крепость проверишь. Скажем что ты приглашенный независимый эксперт, взгляд со стороны, свежая кровь, все дела. Каково, а?! 

Тиль был хорош тем, что на нем не существовало прошлого. По крайней мере, прошлого вне пиратского архипелага. Тут никому не было дела до того, кто твой отец, кого он трахал, и кому он молился. Тут никому не было дела до твоей фамилии, репутации рода, и обязательств заключенных и нарушенных за полсотни лет до твоего рождения. Да что там, никому не было дела даже кем ты был, и как тебя звали, до того, как ты впервые ступил на палубу, и назвался пиратом. Былое, разумеется, не отпускало многих, оно висело тяжелым призраком на плечах едва ли не каждого, и не только здесь, но по всему миру. Этот призрак, родной брат самой безносой, такой же мрачный, когтистый и костлявый. Такой же неотвратимый, но, в противовес ей, он не поджидал, расставляя силки, а вцеплялся в плечи и аки блоха, присасывался к затылку. Многих, очень многих он погубил, кого утопив в море, а кого в бутылке. Каждый на свой лад, на что горазд, так с призраком и справлялся.  Одни упивались мрачными ли, радостными ли воспоминаниями, вливая в первые-лучшие уши галлоны приправленных ностальгией баек о былых подвигах и бедах, привевших несчастного к такому плачевному бытию; иные, запирали своего призрака в сундук под семью замками, и зарывали сундук в самый дальний угол сознания, лишь иногда перебирая припрятанный там скарб, мрачно ухмыляясь самому себе, блуждая взглядом мимо собеседника; третьи же, как, например, Диего, предпочитали делать вид что никакого прошлого не было, и призрака, соответственно, тоже нет. Что не было никой Орллеи, не было старика Сарди, и никогда и никому он не представлялся дурацким имением Джакопо. И здесь, на Тиле, для Диего Ди Сота, уж наверняка не было никакой разницы поднялся ли отец какого-то там Сарди после того удара канделябром, или так и остался лежать в луже собственной крови.
Да, здесь на Тиле, был один негласный закон, имеющий куда больше власти чем весь кодекс вместе взятый, и касался он как раз прошлого: не лезь, убьет. Носись со своими призраками сколько угодно, но не ковыряй чужие. Здесь, на Тиле, в расчет шло только то, кто ты сейчас, какой барыш ты можешь сорвать, и сколько узлов делает твой корабль. Ну и, быть может, скольких спиногрызов ты успел наплодить, но это только если тебя самого это колышет. И носишься ты с ними, выискиваешь по всему архипелагу собирая коллекцию, или не заморачиваясь отмахиваешься, мол, моя кровь и без меня справится – тоже исключительно твои психополовые проблемы.
- А что ж не верить, верю конечно. Да только, что ж я буду за капитан, если за деньги   членов экипажа продавать начну?! – и, конечно же, снова чушь. Крепких мальцов, грезящих морем – как котов не резаных, выбирай не хочу, да только если человеку что-то достается слишком просто, он перестает это ценить, расслабляется и в голову его лезут черт знает какие непотребные мысли – ну ладно, твоя правда, там видно будет.
Легко и плавно чарка перетекает в глотку, ром перетекает в разные шаловливые мыслишки, а беседа перетекает в вопросы, иногда личные, иногда не очень, иногда внезапные, а иногда вполне закономерные. – да черт его знает, обзавелся или нет. Но на всякий случай в кармане жменю орехов ношу: если кто на меня похожий попадается – так и угощаю. Хе-хе.
У мужского разговора, в особенности на Тиле, кроме очевидных правил, есть еще более очевидные закономерности. Их диктует ром, преимущественно мужское общество, и забавы популярные в этом самом обществе. И одна из них, из этих закономерностей, заключается в том, что в любой подходящий момент, а на Тиле любой момент подходящий, твой собеседник может схватиться за саблю. Ни для кого такой исход не удивителен, потому как те, кто много удивляются еще смолоду отправляются на корм крабам. Те, кто не удивляются, но мешкают, много думают или просто не реагируют отправляются туда же. У до сих пор коптящих небо, сначала реагирует тело: правая скользнула на рукоять кортика, левая вцепилась в чарку, готовая выиграть мгновение отправив содержимое в глаза атакующему, тело поджалось, готовое к броску, и лишь потом среагировал мозг, диктуя что не гоже капитану дергаться в собственной каюте.
Диего никогда не был большим поклонником праздного мордобития. Если быть совсем откровенным, то в большинстве своем и денежно-жизненные вопросы он предпочитал решать без лишнего кровопролития. Разговор оставляет больше места для маневра, как в насущном, так и в будущем. С мертвеца много не поимеешь. Да только мир устроен так, что какой бы острый ни был твой язык, недостаточно острая сабля сулит верную смерть. К тому же, есть предложения, от которых невозможно отказаться, и ситуации в которых ты можешь действовать только так, и никак иначе. Например, если тебе бросают вызов в твоей собственной каюте, то ты обязан размазать засранца по палубе, пусть и в товарищески-игровой форме. Сдрейфить, юлить, засомневаться – и все, пиши пропало. Отказаться – значит струсить, а трусы на Тиле может и живут дольше безумцев, но если и капитанствуют, то не долго.
Диего никогда не любил дешевых провокаций, но так уж тут все устроено, назвался якорем – там прыгай в море.
По лицу поползла кривая ухмылка, а глаза блеснули хищным, холодным огоньком. Неспешными, вескими движениями, Ди до краев обновил чарки, медленно и важно поднялся, и так же медленно, с вызовом выпил. С придыханием и смешком стукнув пустой чаркой по столу, Орленок заново вцепился взглядом в возвышающуюся посреди каюты фигуру фйельца, оценивая толи его, то ли себя самого.
- Предпочитаю разминки на свежем воздухе, сеньор Берг. К тому же... – так же не спеша и вальяжно выйдя из-за стола направиться к двери – нельзя же что бы ребятки такое пропустили. Хе-хе!

Молодая ночь, полностью вступив в свои права, безнадежно прогнала вечер, и как бы намекала, что хозяин с гостем просидели в каюте дольше чем казалось.
Вдох, еще один, и свежий ночной воздух заполнивший легкие, вступает в борьбу с ромовыми парами, и уже новым союзом разносится кровью по всему телу, укрепляя члены и будоража разум.  Юный крепкий летний ветер, неутомимо раздувал паруса, и словно обрадовавшись новым жертвам, запутывался в волосах, и все норовил, зацепившись за душу, унести ее греться на звезды. Но душа, отказываясь покидать любимую палубу, отдавала ему на растерзание не крепко сцепившуюся паутинку хмельной пелены.
Как же славно шла «Аделаида», как же низко висели звезды, как же жарко жег в груди азарт… Сабля легко и плавно, с легким гудением выскользнула из ножен, и уткнулась острым носом в деревянную палубу, ожидая обещанного танца.

Ночь на корабле в открытом море, в особенности такая ночь, как выдалась сегодня, с крепким попутняком, не рвущим паруса, с чистым, не несущем беды горизонтом, и тепло улыбающемся небом – ни с чем не сравнимое чувство.  А с ромом в желудке, да с хорошей компанией, такой расклад становится прямо-таки фантастически сказочным. Слишком хорошим для живых. В такие моменты начинает казаться, что где-то, как-то, ты, вместе с кораблем, пересек завесу, разделяющую обычный реальный мир, с миром потусторонним. Как будто сам Марис улыбаясь, поцеловал тебя в макушку, и решил наградить за все старания, показав тайный путь к самому эдему. И все что тебе остается делать, это отдаться его воле, лечь на курс, и, ухмыляясь, поделится этим эдемом со своими людьми. Если же к рассвету вы ни к каким райским вратам не дойдете, то, по крайней мере, хорошенько развлечетесь по пути к пока неизведанному завтра. Разве не этом вся суть, вся соль, и вся жизнь? Может и в не этом, да только какая разница, в такую-то ночь?!
«Аделаида» резво бежала по ветру, вычесывая мачтами небесное брюхо. Под сапогами поскрипывала палуба, после шести склянок, как по волшебству, превращающаяся в общее братское ложе. Лишь дурак, салага или рохля в такую ночь прячутся от ветра в затхлом трюме, или душном кубрике. Старые же морские волки, с обветренной морскими ветрами кожей, и безнадежно просоленным нутром, хорошо знают, как крепко спится под открытым небом, как хорошо убаюкивает шепот звезд, и насколько скрип мачты слаще хорового храпа, здесь, наверху, уносимого ветром в дикие зеленые дали. К тому же, удрученные опытом старые морские волки хорошо знают, что ночью может произойти что угодно, и предпочтительней, к этому чему угодно находится поближе, не теряя времени оказаться в эпицентре событий, будь то виднеющийся на горизонте парус, взобравшаяся на борт русалка, или раскатистый рокочущий голос, волной прокатившийся по палубе. Мало ли что предвещает этот незнакомый, залетный голос, но что бы это ни было, пропускать такое нельзя это наверняка.
- Ты сам как рында! – рассмеялся капитан, наблюдая как волной поднимаются головы, как почуяв веселую заварушку, матросы стряхивали с глаз пелену сна и расталкивали слишком крепко уснувших товарищей, как собирались кучами, переговаривались и посмеивались. Воистину, слухи на корабле расползаются быстрее тифа, и не еще успели скреститься сабли сегодняшних бойцов, как палуба уже гудела людной ареной. Капитан схлестнется с почетным гостем, ха! Не каждый день такое увидишь. Такое пропустить может либо мертвый, либо ленивый. ну, либо бедолага, надеющийся отоспаться перед «собакой». Навряд ли у него получится, судя по хищному старпомскому оскалу, мелькнувшему среди собравшихся. Этот оскал означал лишь одно, Ягна собиралась повеселится, а, значит, нужно быть счастливым обладателем нечеловечески крепкого сна, чтобы не проснутся от раззадоренной ею улюлюкающей толпы. А ведь, по идеи, она должна следить за дисциплиной, а не подстрекать нарушение режима. Она и скептически ухмыляющийся лысый хер, возвышающийся в толпе и называемый квартирмейстером. «И на черта я их держу?» подумал капитан, доставая саблю и разворачиваясь к противнику. Гектор красовался как умел, а умел он здорово. Это было заметно с первой встречи, да что там, с первого же взгляда. Фйелец, не обделенный ни ростом, ни голосом, бесспорно умел пользоваться всем данным ему природой. И дрался он, наверняка, так же. Прямо, с гордо поднятой головой, прямолинейно, раскатисто и с размахом. Диего же… Диего сражался несколько иначе, предпочитая сбивать противника с толку, юлить и провоцировать на ошибку. Диего сражался играючи и танцуя, так же и красовался. Плавно и мягко раскачиваясь, переступая с ноги на ногу и водя саблей в ритуальном заигрывании. Перед тем как дать жаждущей толпе полновесного зрелища, ее нужно хоть немного потомить, в этом она схожа с женщиной: чем разгорячённой – тем лучше. Однако, если толпа – это пиратская свора, наблюдающая за схваткой своего вожака с чужаком, то вожак должен бить первым. Это закон.
-  Я хочу, Геки, что бы ты перестал трепаться, и показал, наконец, на что способен! – немного отшатнуться, и демонстративно широко, танцуя и виляя, размахнуться и первый пробный удар…
- Капитан! Шлюпка по правому борту!
… не происходит. Да это уже и не важно. Море не прощает раззяв, и люди, выбравшие море своим ремеслом, учатся реагировать не просто быстро, а молниеносно, так что зрители переключили внимание на право по борту еще до как, как капитан успел спрятать остробокую подругу.
- напротив, Геки, побоялся что развлекать тебя силами одной только «Аделаиды» - слишком рискованная затея. Решил вон, подкрепление вызвать – почти на автомате отшутился Ди, даже не глядя на гостя. Шлюпка, идущая на веслах посреди тихого, открытого моря – не очень-то это похоже на доброе знамение. Вообще вещи, которые появляются там, где им быть не положено, и, тем более там, где им взяться не откуда – редко предвещают что-то хорошее. А шлюпке этой взяться было не откуда. Разве что… да черт его знает
Толпа расступилась, пропуская своего капитана. В руку легла подзорная труба, переданная стариком Мо. Трое. Двое на веслах, один руками машет, на борт просится. Горизонт чистый, ни тебе паруса, ни берега, ни черта. Ладно, скоро узнаем, что к чему.
- Ложись в дрейф! Поднимаем!
И Бриг отозвался многоголосым эхом, подхваченным старпомом, и разнесенным по палубе страшим вахтенным. И корабль ожил, и зашевелился, и загудел, словно бутыль, в которую любознательный малец набил пол сотни пчел. «бери круче к ветру! Привестись в бейдевинд!» и дальше в давно отточенном порядке, рассеиваясь от носа до кормы, посыпались команды, для неискушенного уха, звучавшие неразборчивой тарабарщиной, но для каждого присутствующего давно ставшие обыкновенной профессиональной обыденностью. «кливера долой!» «пошел грота брасы!» и далее и далее и тому подобное.
И пока команда шуршала и бегала, «Аделаида» послушно маневрировала, капитан молча набивал трубку, и напряженно скрипел мозгами. Ни малейшего предположения, ни одной идеи откуда здесь могла взяться эта шлюпка, зато тревоги хоть отбавляй, и мерзкий, навязчивый зуд, предвещающий толи драку, то ли пьянку, то ли черт знает что.
как бы то ни было, нельзя ведь, в самом деле, вот так вот запросто бросить бедолаг посреди открытого моря в жалкой ореховой скорлупке. Да к тому же, разве можно не выяснить откуда тут взялась эта чертова лодчонка.
- Мо, пошли кого ни будь на кампус, за едой водой и ромом. Один Марис знает сколько они там болтались. Готовь штормтрап! – последние прогремело по палубе, ни к кому конкретно не обращаясь.
Маневр окончен, и капитан готов принять новых гостей. Ну, как только они подойдут поближе.

Напряжение нарастало. Мерный, ровный гул катался по палубе как густая, состряпанная из остатков чего попало похлебка, в миске во время качки. Что несла эта случайна встреча посреди открытого моря? Быть может просто три лишних рта на коротком переходе, а может и разразившийся посреди чистого неба шторм, в сердце которого опрометчиво всех завел капитан. Капитан, кстати, не спешил ничего делать, молча и, казалось, безынициативно набивал трубку, словно все должно разрешиться без его скромного участия, и вообще он не более чем наблюдатель. Молчаливый гость, если угодно, не то что бы чужой, но явно ничего не решающий на этом театрализованном действе. Но команда, толи привыкшая к такому поведению, толи боящаяся до времени лезть поперед батьки в пекло, но, скорее всего доверяющая предводителю с вопросами и советами лезть не спешила. В отличии от любезно приглашенного гостя. Да только его ведь тоже понять можно: не с собственным же капитаном он пререкается, а, так сказать, с другом.
- Лжецы…- Диего поднял мрачноватый жесткий прищур в глаза возвышающегося рядом Гектора -    …скорее всего. – и объяснять, что трое болтающихся в лодке посреди моря при вопросе скажут любую чепуху, лишь бы их подняли на борт полноценного судна Ди не стал. Да и что такого они могут сказать, чтобы уже легший в дрейф корабль развернулся и на полный парусах оставил горемык за кормой, как жертву бескрайней стихии. Как, в прочем, не стал пускаться в словесные напоминания того, кто здесь капитан, ограничившись взглядом, и упавшим на несколько тонов, непривычно охрипшим голосом. Вообще Диего очень не любил этих «словесных», да и действенный, откровенно говоря, тоже, напоминаний о том «кто здесь главный». Еще в юности он понял, что чем больше напоминаешь, тем ближе ты к статусу «низложен», и, как правило, это кончается на рее. На необитаемом острове, в лучшем случае. Такой исход очень мало привлекателен, так что капитан Ди Сота предпочитал укреплять свой авторитет методами отличными от бесполезного скаляния зубов. Сейчас ребята поднимутся, и все станет на места, а пока… пока капитан молчит, выжидает, точно зная, что, когда и кому сказать. Капитан знает что делает, иначе не бывать ему капитаном. А если же все, на самом деле, наоборот… значит это не правда, капитан всегда знает что делает! И пока что он молчит, потому что должен молчать, потому что молчанием добьется большего чем болтовней. И только капитан знает, чего стоит это холодное молчание, спокойное, уверенное не реагирование на провокацию, когда все нутро прошибает беспокойный зуд, чующий беду. Когда время растягивается и густеет, словно кусок смолы. Внутренний зверь, сдавливающий горловой рык, проявляется дрожью века, а сам ты, уже кажется целую вечность, отстраненно забиваешь трубку, и как будто наблюдаешь со стороны за всем происходящим на собственной палубе. Как и предполагалось, сначала заговорили они. Еще до того, как окончательно стать на твердые ноги. Ну не молчать же им, в самом то деле, когда так распирает благодарностью, что вот-вот лопнут. Молчи. Взгляд скользнул по напряженному лицу Мо, а он то всегда спокоен, как удав при брачных играх. Молчи, и все услышишь. Гектор, конечно же, не выдержал первым, ожидаемо. Молчи. Жди. Думай. Ан нет, за тебя уже все придумали: дезертиры. Тоже ничего странного, можно было и раньше додуматься, штормов то давно не было, море тихое. Но не додумался, молчи. Спиной почувствовав, как сзади замаячила старпом, Ди полез в карман за огнивом. Ягна молчит, тоже странно, она не из терпеливых, да передавать бразды в чужие руки не в ее стиле. Напряжение нарастало, толпа сгущалась, смыкая плотным кольцом вокруг гостей, а капитан все еще медлил, сливаясь в массе команды. Походил бы на одного из матросов, да взгляд выдавал. Жесткий, твердый, на низком старте.
Искру дал Гектор, хоть Орленок и был уверен, что огнивом чиркнет Ягна. В тот же момент в руках капитана блеснула искра, от которой загорелся табак¸ а на лице заплясали зловещие красные тени.
- Да хоть черти морские! Не кипятись Геки. – спокойный хриплый отцовский голос, скорее успокаивал, чем приказывал. Все, мол, в порядке – ребята пять дней болтались в море, у них наверняка в горле пересохло. После расскажут. И мне дай чарку. – парнишка, гонявший на кампус, подал капитану, а за ним и гостям по увесистой полной посудине рому – До дна, за Мариса, организовавшего эту дивную встречу! И, пусть долгими будут ваши спасенные жизни! 
Полновесная чарка рому, после пяти дней голода и жажды крепко бьет в голову, и Ди хорошо об этом знал. Но не показать дно чарки новоприбывшие не могли, их бы не поняли, а вот Ди мог. Он уже порядком выпил в каюте, так что, умело скрыв халтуру, передал едва на треть опустевшую чарку обратно юнге, и, наконец, вышел вперед. Много, слишком много вопросов без ответов зависло в воздухе, но атмосфера разрядилась, даже буря, казалось миновала, все ведь вроде как в порядке. Ну почти.
- Я Капитан Ди Сота, добро пожаловать на «Аделаиду».
- Спасибо, Капитан, спасибо! Век помнить будем! – язык у вещавшего здорово заплетался, что не без удовольствия отметил Диего, а осоловелые глаза – признак развязанного языка, это вернее верного – сами мы с «Вольного». Сбывали кое какой товар, да, по возвращению, на мель сели – небо свидетель каких усилий стоило Диего не расплыться в ехидной ухмылке. Ну еще бы: в паре днях пути, на мели сидит корабль, полый барыша со сбыта контрабанды. Конечно же контрабанды, что же еще они могли сбывать?! И, судя, по сдавленному смешку, прошедшему по головам за спиной, мыслишка эта дошла не только до Диего.
- «Вольный»? слыхал, славный бриг! – немного лести еще никогда не мешало, кому ж не приятно услышать с какого же славного корабля он дезертировал –понятно, кому охота подыхать с голоду если дурила кэп корабль на мель посадил, верно?!  Как же с вами такая неприятность приключилась?
- да нет Капитан, еды хватало – голос подал уже другой из гостей, хотя наверняка не должен был этого делать, особенно учитывая, что разобрать в его бормотании что-то внятное было затруднительно – мы дрейфовали, потому как на корабле бушевал брюшной т… -бормотание прервалось на полу слове, не без содействия острого локтя предыдущего спикера, ткнувшегося по под ребра болтуна. Да только поздно. Что к чему можно дольше не объяснять.
Ди прошибло холодным потом. Он подобрал трех не просто дезертиров, а трех ублюдков, принесших с собой заразу. Брюшной тиф…. Черт, только этого не хватало. Воистину Марис не прощает легкомыслия. Сердце заплясало в таком темпе, что, казалось, его удары слышны даже звездам. Зловещее молчание повисло на палубе, и Ди инстинктивно скрестил руки на груди, спрятав потухшую трубку под мышку. Титанического труда стоило взять себя в руки, и безмятежно протянуть
- Ах, брюшной тиф… ну конечно… - надеясь что до команды, пока, не дошла вся серьезность ситуации. Но дошла, если не до многих, то до некоторых. А чуть позже дойдет и до всех остальных. В том числе и до капитана, который не еще не до конца сообразил что к чему, и простил мимо ушей торопливый оправдательный, но бессмысленный лепет старшого среди беженцев.
- мы поспешили смыться, пока сами заразу не подхватили. Надеясь добраться до берега, думали недалеко, да, видать не в ту сторону погребли. Туточки вы и…
- за борт их! – слова доходили в сознание словно сквозь густую трясину, теряя по пути и звучание  и смысл. Время замедлилось еще сильнее, Орленок поджилками почуял как Ягна потянулась за пистолем, и вспылил – я сказал без их блядской крови на моей палубе! – глубокий вдох – но так что бы не всплыли.
Время, пространство, ночь и сам Марис объединились, выбивая роковую барабанную дробь, для троих скитальцев, и… одного капитана.

Отредактировано Diego De Sota (2018-03-28 22:12:16)