- Моя госпожа..., - Филиппа не оборачивается.
Она молча сидит у зеркала, и практически с ненавистью смотрит на своё отражение, понимая, что ей придется идти на этот праздник, даже если вокруг будет пламя низвергаться с небес. Кого, в конце концов, волнует, что она готова быть заживо похороненной, только бы не выходить замуж за этого губошлёпного Бьеи?
- Петерианские ублюдки, - зло думает темноволосая, после чего выдыхает, и сжимает и разжимает кулаки, пытаясь вытравить всю ненависть из себя хотя бы на время праздника. Но куда там! Сама мысль о том, что отец пообещал её апологетам петерианской веры, которые с превеликим удовольствием сжигают таких, как она, на кострах, внушала ей чуть ли не физическое отторжение.
И тут ещё этот праздник осенней виналии, будь он неладен!

- Моя госпожа, вам нужно уже быть готовой..., - настойчивый голос фрейлины вновь раздается над ухом. Да, Филиппа понимает, что она уже должна собираться, что уже и прическа должна быть по-хорошему к этому моменту готова. Да, Филиппа знает - её пташки подготавливали её и за гораздо более сжатые сроки, и всё было просто на высшем уровне. Но опять же - сама эта обязанность идти на этот праздник сейчас была ей глубоко неприятна.
Ещё и отец что-то собрался объявлять - поневоле начиаешь думать о худшем, хотя казалось бы, может ли быть что-то хуже, может ли вообще ситуация вокруг стать ещё кошмарнее? Да хуже уже в любом случае некуда.
Или есть?...
- Моя госпожа, вам... нехорошо? - одна из фрейлин с беспокойством заглядывает в зеркало, и Филиппа даже усмехается, оглядывая себя заново. Бледная, с блестящими темными волосами и снежно-стальными глазами, практически обескровленные губы - "краше только в гроб кладут" - чем не идеальнейшая причина для того, чтобы не являться на этот сброд? Вот только она прекрасно знает, что на этом празднике будет сам лорд Ворст, а где лорд - там и сынок точно будет маячить где-то неподалеку, и её непоявление на празднике точно будет расценено как проявление высшего неуважения. Поэтому нет - нужно брать себя в руки, распрямить спину, выдохнуть... и всё-таки привести себя в порядок перед тем, как появиться под прицелом сотен пар глаз.
- Нет, - наконец проговорила принцесса, коротко кивнув, - всё нормально. Нас не должны ждать.
И только по короткому и холодному взгляду своей госпожи фрейлины могли понять, ЧТО она на самом деле про всё это думает, и в какое пекло мысленно желает провалиться всем членам семьи Бьеи. Её девочки были мудры и рассудительны, время, проведенное бок о бок со своей госпожой уже успело многому их научить, и одна из них только лукаво заметила: - Нет нужды волноваться, моя госпожа. Вы будете ошеломительно прекрасны.
- Да уж конечно, было бы за ради кого стараться..., - Филиппа хмурится, но после эта хмурость ненадолго исчезает, и она улыбается, искренне говорит короткое, но такое тёплое Спасибо, после чего наконец-то позволяет заняться собой. Медвежий коготь снять с себя не позволяет, пожалуй, это то немногое, что позволяет ей хоть сколько-нибудь держать себя в руках, позволяет себя одевать практически на автомате. Филлипа беспокоится.
Филиппа чувствует беду и угрозу, и пока что она не знает, чего больше - но знает одно, ничего хорошего сегодняшний праздник точно не принесет.

В воздухе уже отчётливо пахнет приближающейся зимой, иногда Филиппе кажется, что в огромном окне она нет-нет, да видит редкие снежинки, которые иногда вроде как мелькают в загустевшем от холода воздухе. Вот бы сейчас вскочить на любимого коня, стукнуть его по бокам, да умчаться наперегонки с ветром, подальше вот от всего этого мракобесия. Филиппа очень скоро готова к выходу, она поднимается со своего места, и неспешно выходит из своих покоев, сопровождаемая своими верными фрейлинами.
И хотя Филиппе совершенно не хотелось хоть сколько-нибудь хорошо выглядеть, она понимает, что всё-таки она не зря порой самолично занималась воспитанием своих фрейлин /а что, приходилось порой!/ и что они настоящие мастерицы своего дела: ибо не была ещё старшая дочь королевской четы настолько свежей, красивой и сияющей, как в этот самый момент, даже несмотря на всё её общее состояние и полнейшее нежелание находиться в зале. При ближайшем рассмотрении можно даже заметить серебряные снежинки с вкраплениями прозрачных камней, которые вплетены в темные волосы принцессы, и которые вспыхивают мириадами и мириадами огней, и в какой-то момент Филиппа даже ловит себя на мысли, что ей нравится, как на неё смотрят собравшиеся, и какое восхищение написано на множестве лиц. Но полностью расслабиться она себе всё же не позволяет - слишком много горя и бед постигло её семью в последнее время, и она просто не имеет ни малейшего права потерять хотя бы частицу контроля над ситуацией. Поэтому пока что в руках леди Фэр-Айл только вода, чистая и обжигающая ледяным холодом, как сама Её Высочество. Филиппа осторожно смотрит на отца, гордо держа спину, да вот только кажется даже отец понимает, что сегодня его старшая дочь, надежда и опора сама не своя.
И было ли это связано с одной лишь её помолвкой, или с чем то ещё - пока что было решительно непонятно.