Любой человек, столкнувшийся с непривычной ему культурой, непременно считает своё собственное поведение правильным, и истина всегда насаждается людьми, чья профессия, быть может, вторая по древности, — воинами. Насильственные методы перестройки мировоззрения работали, пожалуй, лучше любых проповедников, потому что работали идеально в 99,9% случаев. Любому народу издревле известно, что победителем всегда выходит тот, на чьей стороне правда: действительным же вопросом остаётся лишь вопрос о том, где же находится черта, за которой победителя ожидают виноградный нектар, слава и лавровый венок. Иноземцы были целиком и полностью убеждены в правоте собственных действий, ведь всё сакральное давным-давно выпало из их обезумевших черепных коробок, и руководствоваться белые варвары могли целями исключительно прагматичными. Стоит ли говорить о том, что сумасшедшие безумцы лишь в стратегических (что ещё, кстати, предстоит проверить) и экономических целях обосновались на самом табуированом месте туземской ойкумены? Слабоумие и отвага — две вещи, которые за пиратами всегда признавали все, включая самих пиратов.

Отношение Тагаро к подобным решениям, естественно, было довольно простым и предсказуемым — что такое Акиаки в племени Тахаа рассказывают при инициации во взрослую жизнь, когда мужчины обретают права на мореплавание и морскую охоту. Причины тому, думается, вполне ясны и очевидны, ведь никто не хочет терять боеспособных членов собственного племени, по глупости и незнанию заплывших в неизведанную гавань проклятого острова. Целостность юного шаманского воспитанника была, если так можно выразиться, тем, что пришельцы бы назвали causa sui, она обеспечивалась исключительно собою и ничем больше — проведённый ещё в довольно раннем возрасте ритуал даровал Тагаро практически перманентную защиту от любой злой силы, исключая, разве что, самого Тангароа, возникни вдруг у того желания поквитаться с неугодным грешником и его антиномистскими настроениями, но невольный грешник едва ли может считаться таковым. Что же касалось самих пришельцев, то с ними, разумеется, всё давным-давно стало ясно и вполне очевидно, хотя парнишке и потребовалось некоторое время на то, чтобы разгадать тайну их бледной кожи: живущие на проклятом острове люди — это проклятые люди. Были среди них и те, кого кара не коснулась, но в логике иноземцев исключения всегда лишь подтверждают правила, а в логике Тагаро такой момент просто не является противоречием, и потому не может ставиться как вопрос. Да, у пиратов были слабоумие и отвага, но у Тахаа была слепая убеждённость в собственной правоте, а это, невозможно не согласиться, куда как более непроходимое препятствие.

Пока "Браг", как его именовал Тагаро в силу неспособности произнести нужные звуки в нужном порядке, вместе со своей ба'ша — читай, женой — неторопливым тараном проходил леса и скалы где-то в авангарде отряда, местный парень плёлся со злосчастным сынишкой старпома позади своего новоиспечённого (хотя, это ещё как посмотреть) племени, смешивая в своём сердце воедино страх и наслаждения. Разумеется, остров был проклят от прибрежных вод и до каждого нуклеотида всей обитающей тут флоры и фауны, но даже это драматически ужасающее место, вводящее в ангст самого бывалого бойца туземцев, было в какой-то степени предпочтительнее провонявшего табаком и рыбой пиратского корабля, потому что куда как более напоминало природу. Много ли надо настоящему шаману хотя бы для относительного счастья? Немалую долю спокойствия и утешения привносил и ближайший спутник — о да, туземский ресентимент потрясающе отыгрывался на юнге —, потому как Ронни вообще представлял особенную радость для Тагаро. Зная, что все пришельцы прокляты, ему одному он на звёздах нагадал бы стопроцентную смерть, в которой и сам был убеждён. Разумеется, он знать-не знал, что младший Берг и старший Берг состоят в самом что ни на есть прямом родстве, отнюдь. Причина такого отношения обуславливалась тем, что, хотя пираты и были в значительной степени врагами туземца, они являлись хотя бы мужчинами — ещё бы, ведь они смогли победить его и затащить на собственный корабль, то есть в чём-то однозначно превзошли юного шамана. В Ронни же мужчину было увидеть трудно: примерно в его возрасте Тагаро уже полежал пару дней без воды под землёй, а у этого всё лицо было усыпано какими-то точками — очевидно, от проклятия. А там, где его отец носит бороду, юный Берг и вовсе имел какую-то отметину. Если бы шаманёнок знал, как на языке пришельцев называется мёртвый человек, то так бы юнгу и именовал, но пока оставалось только задорное — Шакшара, — и на минуту страх перед неизведанным и проклятым островом отходил куда-то в родное ему небытие. — Шакшара! — и громкий раскатистый смех с изящными нотками коварства раздавался позади родителей юнца. О да, этот точно сдохнет. Ну и слава богам.

Спустя непродолжительный промежуток времени вся дружная компания уже стояла неподалёку от проклятого озера, и пока вожак стаи наслаждался колоритным вкусом проклятой воды, Тагаро, одетый в старую рубаху и какие-то порванные штаны, стесняющие и ноги, и всё к ним прилегающее, лёгкой рукой и доброжелательным выражением лица пытался подталкивать юнгу в сторону летального водоёма, и закончил свои недвусмысленные намёки лишь тогда, когда Браг чрезмерно увлёкся своей женщиной. Вообще, то количество касаний, которое пират постоянно производил в отношении ведьмы, смущало даже столь далёкого от цивилизации туземца, потому что в его обществе подобное поведение было крайней мерой неуважения к женщине и прямым нарушением равенства в семье — видимо, представления пришельцев о браке разительно отличались от тех, что были распространены на этом архипелаге, и это казалось брюнету столь отвратительным, что он даже иногда ощущал свою вину, ведь так и не научил иноземцев правильному поведению. Ну ничего, будет и на их улице праздник, а пока волновали дела более насущные.

Когда с моря подул дикий ветер, юный шаман, естественно, сильно перепугался, ведь все события последних нескольких минут с лёгкостью укладывались в логическую цепочку: сначала пират пьёт из проклятого озера, а затем начинается шторм. Как всякий праведный последователь культа, Тагаро порвал на себе рубашку, и оставшимися кусками льняной ткани перевязал себе глаза, а скинутые штаны бросил в сторону юнги — видимо, так или иначе чувствовал ответственность даже за самых избранных неприятелей —, надеясь, что тот повторит то же самое действие. Тангароа с лёгкостью наказывает тех, кто смотрит на его явления, и поднимающийся ветром песок был прямым тому доказательством. Туземец распластался на земле и, раскинув в разные стороны руки и ноги, начал распевать какую-то песню, напоминающую ни то горловое пение, ни то вопли, доносящиеся из самых отдалённых уголков подземного мира. Все, разумеется, произвели какую-то реакцию на непривычное действие пленника, но сеанс тантрического секса с природой ну уж никак не позволял туземцу слышать и видеть то, что делают окружающие его люди. Сейчас первоочередная задача — успокоить злосчастного и своенравного бога, а уж как пойдут дела дальше — известно одному лишь провидению.

Родители наслаждались обществом друг друга, поэтому я решил не мельтешить рядом, а держаться на расстоянии. Незачем злить отца и лишний раз беспокоить маму. Лучшим решением стало плестись позади. И всё было замечательно, за исключением моего путника. Эта змея подколодная всю дорогу что-то шипел. А его скулёж то забавлял, то раздражал. Удивительно, что отец не делал ему замечаний. Меня Гектор постоянно попрекал. Думаю, ответ лежит на поверхности. Старпому есть дело до своего сына. Мама же, думаю, жалела пленника и наши с ним конфликты расстраивали её. Но я ничего не мог с собой поделать; во мне течёт отцовская кровь и упрямство передалось не без ущерба.

Наши отношения с пленником, кажется, установились даже не в первый день, когда он появился в семье Бергов, а  в первые минуты. Сестра Эйдис к дикарю прониклась симпатией, чего не скажешь обо мне. Мы сразу стали неприятилями, и это не являлось для нас секретом.

Быть может, с виду парень Ронни щуплый, но крепкий и заносчивый. В общем, абориген зря решил определить меня как свою жертву для насмешек. Тагаро постоянно плевался своей абракадаброй, словно отравой, в которой я ни слова не понимал. Однако то, что дикарь сыпал оскорблениями в мой адрес, а также пытался каким-либо образом навредить, и до грудного младенца дошло бы. Вероятно, дикарю было не в силах понять, что худощавый заморыш может стать для него угрозой или сплошными неприятностями. Этот ядовитый верблюд не догадывался, что мне приходилось побывать в битвах. И если у пленника есть орган, который позволяет цивилизованным людям мыслить, то просветления о том как уцелел юнга никогда там не появится. Потому что дикарь не способен раскрыть глаз и принять истину. Он вечный пленник, а я малец, который выжил не из-за трусости, прячась за чьей-то юбкой, а лишь благодаря своей храбрости и хитрости. И это не единственное, что сохранило жизнь и позволило продвинуться по званию ещё до знакомства с отцом.

Тагаро себя переоценивал, это было ясно. Дикарь, вероятно, верил в успех своих попыток прикончить меня. Вот и сейчас этот полоумный подталкивал в спину, наверно, думая, что таким образом я окажусь в объятиях их демонов, о которых туземцы постоянно твердят. Происходящее забавляло.

Родители пропали из видимости, и мы с аборигеном остались наедине. Подул лёгкий ветер и пленник устроил целое представление. Я расхохотался, однако брошенные штаны к моим ногам заставили замолчать. Такой жест был принят за очередное оскорбление. Терпение лопнуло; в ответ проделал то, что решил проделывать начиная с этого дня. В моём арсенале уже имелся кое-какой опыт. Признаюсь, среди прочих ребят, что жили у тётушки Клары, я придумывал всякие затейливые фокусы, после которых лишние покидали нас. При желании можно постараться и отец тогда самостоятельно аборигену кишки морским узлом завяжет.

Я оскалился и шумно засопел, на лице промелькнула хитрость, а затем бросился в воду,  разумеется, с нарочито жалобными криками, но не сразу. Обстановка накалялась и мне стоило дождаться подходящего момента. До затеи  успел пробежаться глазами и прикинуть варианты действий. Очи заприметили корень, который от одного мощного дерева уходил в воду. За него-то мне и пришлось ухватиться в воде, когда течение старалась унести меня куда-нибудь подальше. Не зря отец грозил кулаком и велел подальше держаться от реки. Хоть она и не глубокая, но способна всё же погубить.
- Ронни! Помоги мне, иначе у нас будет кровопролитие. Но я сам был одной из причин для кровопролития. Вот он, момент, когда стоило дать о себе знать, кроме звуков плещущейся воды. Родители из-за этого дикаря даже не заметили, что их сын не на земле, а в воде. Я мысленно извинился перед мамой и продолжил задуманное, потому что отступать не собирался.
-Папа, папа. На помощь. Спаси, па… - я даже позволил себе пару раз хлебнуть воды для правдоподобности. – Па…па, - отплёвываясь. – Папа!
Если бы крики о том, что меня что-то схватило и пытается утопить не стали зерном для сомнений, то я обязательно, таким образом, попугал пленника.  Но мои выходки не должны быть замечены, поэтому никаких шуточек.
-Дикарь отвлекает вас. Он спихнул меня в воду, - выкрикивал слова и пытался удержаться за корень. Практически не сопротивляться течению изрядно надоело. Ещё чуть-чуть и я готов был приложить все усилия, чтобы выбраться на землю самостоятельно и в какой-то степени справедливо обидеться.  Распалённый я принял решение. Решение, которое начинало казаться мне полной глупостью. Вероятно, стоило хорошенько приложиться кулаками к обидчику, а не мокнуть в надежде, что отец поверит в мои сказки.
Ничего. В следующий раз мои действия не будут последствием спешки и гнева. Я продумаю всё хорошенько.