Случалось ли у вас такое: держать распустившийся цветок
и испытать жгучее желание раздавить его в ладони?

Словно в насмешку второй день сентября выдался удивительно солнечным и ясным. И казалось, будто лето решило задержаться подольше, не давая прохладному дыханию осени оголить деревья и застудить воду в прудах. Золотистых свет преломлялся в кронах деревьев, а легкий ветер, нежно, почти ласково резвился между их могучими стволами, едва колыхая еще не пожухлую траву.
Замок и главная улица города были пышно украшены дорогими тканями и цветами. Повсюду царило возбужденное оживление. Все пестрило, сверкало и переливалось, утопая в гуле нервных, радостных голосов. Там, где должна была висеть простая черная материя, а люди должны были быть облачены в скромные, темные одежды. Там, где никакое оживление не могло потревожить печальной тишины. Там, где еще несколько месяцев должен был царить траур – возмутительно пышно и ярко проходила свадьба.
Но не смотря на показушную радость придворные были недовольны. Выскочка из дома Мирцеллов становилась королевой Хельма. Однако, Чарльза мало волновали слухи и шепотки у него за спиной. И пусть все в нем было против этого брака, он в полном молчании прибыл в церковь, окруженный своей свитой и десятком разодетых мальчиков-пажей. Его взгляд спокойно и равнодушно скользнул по розам и белоснежным лилиям, которые, вперемешку с вербаскумом, украшали алтарь. Перед его взором все смешалось и превратилось в одну сплошную багряную пелену, и это было немного забавно. Красный цвет – королевский цвет Найтонов, сейчас казался ему как никогда схожим с кровью. Лишь светлое личико его маленького сына, отчетливо проступало в этой мешанине. Эдуард старался сохранить терпение и держаться столь же величественно и спокойно, как и его отец. Но малышу было всего три года и восторженное нетерпение светилось в его небесных глазах. Наследный принц стоял рядом с лордом Ретелем, который ни на минуту не спускал с мальчика глаз. Король едва заметно улыбнулся Эдуарду и лицо ребенка озарилось радостной ответной улыбкой. Чарльз души не чаял в своем сыне, так похожем на его покойную жену, и маленький принц отвечал отцу столь же беззаветной любовью и привязанностью.
Церемония была торжественно напыщенной, а слова священника банальны и лицемерны. Все в этой свадьбе до тошноты напоминало фарс, представление, разыгрываемое менестрелями на потеху толпы. Только этот спектакль отныне будет продолжаться всю его жизнь, а толпой будет являться два королевства.
Ледяными руками, храня на лице выражение прежней мрачной отстраненности, Чарльз взял руку своей нареченной и надел на ее палец тяжелый перстень с гербом королевского дома. Затем священник соединил их руки – мужчины и девочки, чьи души были столь же далеки друг от друга, сколь близки были их тела. Быстрый, лишенный каких-либо чувств поцелуй, и церемония завершена. Отныне эта маленькое, тихое создание является его женой перед лицом Отца-создателя и всеми людьми. А он даже не может вспомнить ее лица, хотя всего секунду назад касался ее губ.
Помпезное шествие, сопровождаемое музыкой, и возгласами сотни людей и вот они уже в королевском зале. Праздник продолжался до глубокой ночи, и в помещении стояла ужасная духота, в которой витал тяжелый аромат лилий и мускус вспотевших, разгоряченных тел. Король ни разу за вечер не подошел и даже не посмотрел на свою новоиспеченную супругу. Презрев все традиции новобрачные не танцевали. Все время праздника Чарльз провел за разговорами с наиболее приближенными к нему вассалами. В его кубке постоянно плескалось вино, но он почти ничего не ел.
Впрочем, не одному ему эта поспешная свадьба была поперек горла. Он знал, что его родные, друзья и придворные так же не одобряют ее. И как ни странно, именно это придавало ему сил. Чарльз чувствовал небывалое единение со своим народом. Его люди смотрели на моргардскую принцессу столь же жестко, как и их король. И лишь гости из Моргарда, казалось, радовались от души. Что ж, они сплавили свою змею в пасть льва и еще неизвестно кто больше потеряет от такого союза.
Как ни странно в этот день Чарльз ни разу не вспомнил об Адриане. На протяжении всей церемонии и последующего праздника ее образ ни разу не предстал перед его мысленным взором. Он думал о своей матери, и сестре, о тяжелой обстановке, которая складывалась вокруг отношений Хельма с Фйелем, даже об охоте. И лишь когда настал момент отправиться в королевские покои облик его покойной жены, наконец, смог пробраться в его воспоминания. Тогда все было иначе, и Чарльз горел он нетерпеливого предвкушения, а все его сознание было наполнено счастьем и эйфорией. Пусть Адриана так и не стала любовью всей его жизни, он по-своему успел привязаться к ней, и она всегда была для него желанна.
Согласно обычаю моргардская принцесса первая удалилась с праздника, и в сопровождении своих дам направилась в покои погибшей королевы. Некоторое время спустя, следом за ней отправился и Чарльз. Выйдя из душного зала он испытал облегчение. Из огромной свиты, которой полагалось сопровождать его до покоев новобрачной, Чарльз оставил лишь несколько человек, велев остальным возвращаться к празднику. Никто спорить не стал, равно как и выказывать удивления. А король, вместо того, чтобы направится прямо к супруге зашел в свои покои, где смог скинуть, наконец, роскошное облачение жениха. Его свита терпеливо ждала за дверью, пока Чарльз освежался, а слуга помогал ему надеть простую одежду темное-серых и черных тонов. Но и из своих покоев, король не направился к юной принцессе, которая уже достаточно долгое время ожидала своего мужа. Сначала он навестил своего сына, заставив многочисленных нянек и служанок вздрогнуть от неожиданности. Не обратив на них никакого внимания, Чарльз подошел к кровати, забранной темно-синим пологом и присев на ее край, всмотрелся в лицо маленького принца. Эдуард мирно спал, и ничто не могло потревожить его спокойствия и умиротворения. Подавив улыбку, король нежно коснулся светлых кудряшек малыша. Его маленький ангел, единственное, что оставила ему Адриана, его сын и наследник, который отныне будет в постоянно опасности. Эта мысль вновь вернула короля в мрачное настроение, напомнив ему, что никому из Мирцеллов нельзя доверять. И эта девчонка, которую он вынужден был взять в жены станет постоянной угрозой для самого дорогого человека в его жизни.
Было уже достаточно поздно, когда король покинул комнату своего наследника, и, наконец, приблизился к покоям своей новой супруги. Кто-то из его малочисленной свиты резко распахнул двери и Чарльз переступил порог комнаты, которая ничуть не изменилась со дня смерти Адрианы. Он приказал не менять обстановку и сейчас юная, незнакомая девушка, ставшая его женой, казалась ему особенно чужой и неприятной, в окружении вещей женщины, к которой он до сих пор испытывал самые нежные чувства.
Сухой взгляд скользнул по маленькой фигурки, а затем обратился на прислужниц, разноцветной стайкой окруживших свою госпожу, словно защищая ее от какого-то зверя.
- Выйдите,- коротко бросил Чарльз, и этот приказ распространялся так же и на его собственную свиту.
Когда за мужчинами и женщинами закрылись двери, король и принцесса остались совершенно одни. Чарльз прошелся по комнате и остановился перед ней – этой хрупкой девочкой, наряженной как невеста. В душе король так и не признавал ее своей женой. И сейчас, перед молодой королевой стоял не муж в роскошном одеянии, но вдовец, облаченный в траур.
- Анна Мирцелл,- это имя прозвучало из его уст резко и хлестко, как звук бича,- Добро пожаловать в мою жизнь.
Король протянул девушке руку и замер в ожидании не сводя с нее изучающего, мрачного взгляда.

Он не намеревался задерживаться этой ночью в покоях погибшей королевы. И сейчас, Чарльз пришел сюда ведомый скорее любопытством, нежели желанием предъявить свои супружеские права на принцессу Моргарда. Что же ему подсунули в облике маленькой девочки, такой гордой и выдержанной, склонившейся в почтительном поклоне перед ним? Насколько Чарльз успел разглядеть, его жена была весьма миловидна, если не сказать красива. Придирчивым, откровенным взглядом король скользнул по ее лицу, волосам, фигуре. Да, терпеть рядом с собой такую королеву будет приятнее, хоть сути вещей это и не меняет.
Что-то неуловимо изменилось. После слов, произнесенных принцессой, взгляд короля смягчился, а плечи расслабились. Неожиданная веселость, сменившая холодность могла бы говорить о не слишком стабильном психическом состоянии Его Величества. Но правда заключалась в том, что в ту самую минуту, когда ладонь принцессы оказалась в его руке, а с ее губ сорвались столь банальные слова, Чарльз понял кто перед ним. Ребенок. Маленький, глупый, испуганный. Возможно, напичканный внушениями своей родни и наставлениями достопочтимых моргардских матрон. Он не мог изображать перед ей холодное изваяние. Эта девушка, волею судьбы ставшая его супругой была бесконечно далеко он него сейчас в эту самую минуту. И не было никакого смысла пугать ее или срывать на ней свое разочарование, злость и обиду.
Король мягко сжал ладонь принцессы и, неожиданно усмехнувшись, поднес ее к своим губам, запечатлив долгий поцелуй на нежной аристократичной коже.  Речи Анны Мирцелл, столь же правильные, сколь и лживые, заставили осознать Чарльза, как глупо было надеется встретить в этих покоях человека, а не оплот вежливых манер и воспитания. Моргардская леди всегда будет говорить именно то, что он желает услышать и вряд ли когда-нибудь покажет своего истинного отношения к супругу. Эта нежная, маленькая ручка, не знавшая ничего тяжелее иглы для вышивания, спокойно воткнет кинжал в его сердце, если это понадобится Дариону.
«Как будто ты ждал что-то другое» - прошелестел неугомонный внутренний голос, разумный до желудочных спазмов, - «Сегодня ты не надеялся ни на что».
И это было правдой.
- Весьма приятно получить в личные служанки столь прекрасное создание, - с оттенком иронии произнес Чарльз, - Только не перестарайтесь, дитя. Излишняя услужливость может и надоесть. Нам обоим.
Король быстро выпустил руку принцессы, как вещь, вдруг ставшую совершенно ему не нужной. Он отошел от нее, направившись к огромному камину. Это произведения архитектурного искусства было выложено из гранита и украшено маленькими колонами и замысловатой мозаикой, разительно отличалось от своих недавних предшественников – простых сооружений из булыжников. В Хельме прогресс строительной мысли шел гораздо быстрее, чем в Моргарде. И Чарльз на миг задумался, а впечатлило ли богатство королевского замка Хельма моргардкую принцессу? Даже эта комната должно быть много роскошнее той, в которой Анне Мирцелл довелось жить в своем девичестве. Стены, обшитые дубовыми панелями и почти сокрытые за разнообразными гобеленами с изображениями сцен молитвы и охоты. Тканевый ковер, расписанный вручную, скрывающий деревянный дощатый пол и задрапированные завесы над дверью. Все в желтых и зеленых тонах. Витражные окна в свинцовых переплетах, особенно любимые Чарльзом. Основной элемент обстановки, наравне с камином сразу же приковывающий взгляд, это высокая и широкая кровать на специальном возвышении -  ее плотный полог цвета летней травы расшит золотой нитью. Металлические светильники по шесть свечей в каждом, подвешены к потолку. Все в комнате от курульных кресел до письменного стола с пюпитром, от длинной скамьи, расположенной вдоль двух окон, до огромного деревянного ларя, дышало ажурной легкостью, благодаря спиралевидным узорам и вытянутости форм, все было подобрано с большим тщанием и любовью. К той, которая больше никогда не переступит порога этих покоев.
В камине уже был разведен огонь и подойдя к нему Чарльз ощутил, как на него дохнуло теплом. Перед грандиозным сооружением из граниты располагались два  кресла, с жесткими, высокими спинками, украшенными обильной рельефной резьбой, а рядом – небольшой многоугольный столик на одной ножке. Раньше на нем покоилось рукоделие почившей королевы. Сейчас же стоял золотой кувшин, наполненный вином и несколько кубков, на выпуклых боках которых находило свое отражение каминное пламя.
Король медленно опустился в одно из кресел, не прерывая молчания, которое начало затягиваться. Чарльз потянулся к кувшину и наполнил вином один из кубков. Принцесса оказалась скрыта от его глаз, ведь оба кресла располагались в пол-оборота к камину, но мужчина все равно ощущал ее присутствие слишком остро, как волк чует больную козу, забредшую в его владения. Найтон откинулся на неудобную, слишком прямую спинку, сжимая в руках драгоценный кубок.
- Можете оставить свою наигранную почтительность и смирение за этими дверьми, принцесса,- голос короля был спокоен и чуть насмешлив, - Что-то мне подсказывает, что не о человеке на одиннадцать лет старше вы мечтали долгими, зимними ночами. Быть может, даже, ваше юное сердечко сегодня разбилось вдребезги. Но, не переживайте. Так повелось, что и целые, королевские сердца все равно не имеют ценности в глазах Отца-создателя. И чем больше на нас возложено власти, тем чаще наши жизни становятся пешками в руках авантюристки Судьбы,- прибавил Чарльз с легкой усмешкой, в которой сквозила едва уловимая грусть.
Должно быть, вовсе не таких слов ожидала его молодая супруга. И не это должен был произносить новоиспеченный муж в первую брачную ночь. Но, Чарльзу всегда претила ложь и лицемерие, которые опутывали его с самого раннего детства. Королевский двор не может существовать без интриг, это было бы слишком утопично. Но здесь, в этих покоях, король не желал говорить лживые комплименты, как не желал слушать их в ответ. Он знал, что Анна Мирцелл никогда не будет всецело принадлежать ему, слишком хорошо Моргард демонстрировал прежде свой коварный нрав, что бы сейчас поверить в невинность хоть кого-нибудь, кто имеет к нему отношение. 
Чарльз медленно болтал в кубке вино, не спеша пить его, а лишь наблюдая как багровая жидкость касается до одного, то другого золотого края.
- Подойдите сюда, - неожиданно произнес король, не соблаговолив обернуться к своей супруге - Сядьте напротив. Я хочу узнать, что за мысли бродят в этой очаровательной головке.

Чарльз сделал глоток и ощутил, как терпкое вино обжигает горло и согревает желудок. Он никогда не был пристрастен к этому напитку, хотя сегодня его и преследовало мальчишеское желание напиться до потери сознания. Что бы полностью стереть из памяти этот проклятый день, что бы не видеть этого невинного личика, сохранившего еще некоторые детские черты. Но король был слишком гордым и упрямым. Он твердо верил, что выход в вине ищут только трусы и слабаки. Ведь опьянение - всего лишь самообман, который никогда по-настоящему не поможет.
Мужчина посмотрел на девушку, которая аккуратно села напротив него. Вряд ли она что-то понимала. Скорее всего, моргардская принцесса сейчас гадала, от чего у нее старого супруга такие странные мысли и разговоры. Ведь она ждала логичного завершения своего жертвоприношения, которое должно произойти на роскошной королевской кровати.
Чарльз заглянул ей в глаза, пытаясь найти что-то, какой-то огонек понимания, проницательности. Он пытался отыскать то, что всегда было в глазах его Адрианы. Но не находил. Анна смотрела чуть тревожно и простодушно. И этот взгляд показался Чарльзу слишком недалеким. Нет, она никогда ничего не сможет понять.
Принцесса заговорила и король едва заметно усмехнулся, вновь отпивая вино из своего кубка. Интересно, на что она надеется? На то, что он начнет заверять ее в своей радости по поводу ее присутствия? Будет благодарить судьбу за то, что она стала его супругой? Или скажет что-то банальное в стиле: "Я не хотел, но сейчас я очень рад, что вы здесь". Впрочем, не все ли равно, что он ей ответит? Их разговор все равно ничего не будет значить, ни для него, ни для нее. Она проявляется обычную вежливость, он же... Он и сам не знает, чего хочет добиться всей этой болтовней. Возможно, было бы намного разумней просто повалить ее на кровать, лишить невинности, а потом отправится в покои леди Шор.
Мрачная тень пробежала по лицу короля при воспоминании о бывшей фаворитке. Анна-Мария вернулась в надежде на его милость, но ее возвращение принесло еще большее горе. Быть может это было наказание богов? За то, что ни смотря на недовольство его окружения и ненависть Адрианы, он все же дал Анне-Марии место при дворе. За то, что не посчитался с чувствами своей любимой жены, слишком занятый государственными делами. Теперь же, когда Адриана мертва, он никогда не сможет попросить у нее прощения.
Слова моргардской принцессы заставили Чарльза вновь посмотреть на нее. Он улыбнулся, с обманчивой мягкостью, а его взгляд остался столь же цепким и холодным.
- Мне рассказывали о вашей красоте и чудесном, кротком нраве. Право же, придворные льстецы не поскупились на красочные описания ваших достоинств. Но вряд ли кто-то из них был в силах описать вашу душу. Однако же, это всегда лишнее не правда ли? Душа, характер, вкусы - такие незначительные мелочи, когда дело касается выгодных договоров. И все же, надеюсь, когда-нибудь, вы поведаете мне и о вашем детстве и о ваших мечтах. Когда мне будет особенно скучно,- король допил вино и поставил пустой кубок на небольшой столик,- Сейчас же меня интересуют другие мелочи. Например, каким ядом вы собираетесь отравить моего сына, кого будете представлять вместо меня в нашей постели, и любите ли вы ежиков. Ежики это самое главное.
Мягкая усмешка исказила тонкие губы мужчины. На миг у него промелькнула мысль о слабой улыбке принцессы. Первой улыбке его супруги, такой неуверенной, словно она боялась спугнуть саму возможность улыбаться при короле. И правильно боялась. Чарльзу не нужны ни ее улыбки, ни лицемерные кокетливые ужимки. Она была лишней, чужой, нелюбимой.
- Вижу, вы несколько напуганы, моя малышка,- вкрадчиво произнес мужчина,- Вам нужно расслабиться, ведь впереди нас ожидает столько чудесных мгновений,- многозначительно добавил Чарльз и чуть поддался вперед, потянувшись к подносу с кувшином вина.
Он медленно наполнил второй кубок и, взяв его, поднялся с кресла, одним шагом пересекая незначительное расстояние, разделяющее его и принцессу. Не сводя с Анны мрачного, колкого взгляда, король опустился перед ней на колени. Они оказались совсем близко друг от друга.
- Отвечая на ваше первое утверждение-догадку скажу, что вы совершенно правы, - тихо промолвил король,- Я не желал и не желаю видеть вас здесь и даже знать о вашем существовании. Но, так сложилось, что мои желания в этом вопросе не имеют ценности. Вы есть и я буду терпеть ваше присутствие, пока какой-нибудь несчастный случай или болезнь не сделают меня вдовцом повторно,- голос мужчины звучал почти ласково,- Однако, пока вы живы и здравствуете, то ни в чем не будете нуждаться. С ваши будут обращаться так, как будто вы королева,- усмехнулся Чарльз и с силой вкладывая кубок с вином в руку принцессы.
"Она этого не заслуживает,"- шепнул внутренний голос, который, почему-то, всегда был особенно подвержен влиянию неугомонной совести.
"Она - Мирцелл. И пусть ее кроткий вид не вводит в заблуждение. Из-за ее родителей погибла Адриана. И никто не ведает сколько несчастий принесет еще этот союз"- подумал Найтон, мысленно противореча самому себе.
Мужчина накрыл своей ладонью руку Анны.
- Вы будете окружены почетом и роскошью, о которой могли лишь мечтать. Но не ждите от меня любви или уважения. Вы лишь довесок к договору о мире, который так нужен нашим королевствам. Однако, вы всецело принадлежите мне, вы моя собственность,- рука короля сжимала ладонь Анны все сильнее,- И если вы посмеете предать меня или Хельм, королевскому палачу придется взять на свою душу еще один грех и перерубить вашу нежную шейку. Пейте, Анна. Вино Хельма не уступает моргардскому, уж поверьте. - мягко закончил Чарльз.

Если и не умею любить, то умею очень жестоко ненавидеть, и это пугает, так как чувствую, что ещё миг — и скачусь вниз, в пропасть.

Со смертью Адрианы он утратил всякую надежду. В жизни людей случается множество трагедий. Болезни, горести и смерти преследуют их повсюду, как расплата за слабое, смертное тело и испытание для бессмертной души. Большинство таких печалей со временем забываются, но иногда происходит что-то, что меняет человека, разделяя его жизнь на "до" и "после". Когда душа надламывается, и ты чувствуешь, что что бы ни происходило, ты уже никогда не будешь прежним. И ты начинаешь бояться. Совершенно неосознанно, ты начинаешь страшиться того, что может принести тебе новую боль. Сердце постепенно облачает в броню жесткости и равнодушия. Потому что оно уже претерпело один удар и ни за что не хочет повторения.
Чарльз смотрел на этого ребенка, глупую, избалованную девчонку и понимал, что она ничего не видела в своей жизни. Она не знает, что такое настоящая боль, что такое потери. В ее глазах, должно быть, все удивительно четко и ясно. Есть белое, а есть черное. Есть рыцари, доблестные и прекрасные, которые обязаны сражаться с драконами и воспевать ее красоту. И злодеи, которых нужно бояться и от которых следует бежать и скрываться в ближайшей башне. И даже годы, король был в этом совершенно уверен, не изменять моргардскую принцессу.
Она резко выдернула свою руку и поднялась, кубок с глухим звоном покатился по полу, расплескивая вино. Мужчина поднялся следом за Анной, молча следя за ней глазами. Он забавлялся, слушая ее гневные слова. И даже слезы, на миг прозвеневшие в ее голосе не смогли тронуть его сердца. Женщины слишком часто плачут, что бы обращать на это внимания.
Когда его супруга, наконец, замолчала, король не выдержал и рассмеялся.
- Браво, принцесса,- произнес Чарльз, все еще улыбаясь и медленно аплодируя,- Из вас получилась бы великолепная лицедейка. Впрочем, почему получилась бы?..
Король подошел к ней и чуть склонив голову, заглянул в ее лицо. Голубые глаза сверкали и он почти мог разглядеть отблеск невыплаканных слез. Разумеется, она была разочарована. За пышностью и богатством, которыми окружил ее Хельм не было ни искреннего радушия, ни притворной лести. Теперь она не была гостьей на турнире. А была лишь той, которую навязали, не только королю, но и всему королевству. Но наивная девочка, разумеется, ждала не этого.
- Мне нечего прощать вам, девочка, вы очень милы и забавны, когда злитесь, вам этого никто не говорил?
Неожиданно мужчина поддался вперед и сжал руками ее плечи. Остатки веселости слетели с его лица, как будто и не было того странного смеха. Да, он действительно считал, что она способна на убийство. Пусть не сейчас, не так сразу. Возможно, она даже искренне верит, что никогда на такое не отважится. В конце концов, что из нас не был в молодости идеалистом. Но Найтон знал, что пройдут годы и вопрос о том, кто займет трон Хельма напряженно повиснет в воздухе. Если Анна подарит ему сына, то Моргард, разумеется, ни за что не упустит возможности сделать его королем Хельма. И сама Мирцелл станет тем орудием, с помощью которого Эдуард будет устранен, как ненужная преграда на пути к власти ее семьи. Король нахмурился, все сильнее прижимая к себе девушку и вглядываясь в ее глаза. Как она может так ловко, так мастерски притворяться? Ведь на какой-то кратчайший миг, Чарльз поймал себя на том, что начинаем сомневаться. Что в этом браке еще возможна какая-то надежда, что не все до конца потеряно. Но, как только Анна вновь взяла себя в руки и напустила облик благовоспитанной девочки, Найтон понял, что все это лишь пустая игра. Его слова смогли пробить брешь в ее воспитании, и на какой-то момент лишить самообладания. Тогда мужчина увидел подлинную Анну, человека, а не принцессу, посланную в Хельм, что бы окончательно разрушить жизнь королевском семьи. Однако, сама девушка не позволила своей слабости до конца проявится. Как же высоко она ставит своей долг и как же прочна ее маска, раз даже в эти минуты, когда они наедине, она не может себе позволить быть самой собой.
Чарльз не допускал мысли, что Анна его просто боится. Он не мог поставить себя на место шестнадцатилетнего ребенка. Каким-то странным образом, он считал ее, одновременно, и наивным, беспечным дитем, и коварной интриганкой, у которой просчитаны все ходы на долгие годы вперед. Сам Найтон не замечал этой несуразицы. Но он твердо решил, что ни за что не даст этой змейке слишком близко подобраться к нему или его сыну. Пусть Моргард упивается своими планами, пусть Анна грезит о блестящем будущем, для своих детей. Чарльз преподнесет им всем большой сюрприз.
- Вы принимаете за унижение лишь ваши несбывшиеся надежды,- почти прошипел мужчина, приближая свое лицо к лицу супруги,- И не смейте изображать передо мной праведную невинность. На руках ваших милых родителей кровь моей любимой и моего нерожденного ребенка. Вы слышите, Анна? - король с силой встряхнул ее, так, что головка девушки дернулась назад, а распущенные локоны взметнулись,- На публике можете притворяться овцой, но я знаю, что в ваших жилах течет грязная кровь. Вы убийцы, вы лишили меня будущего. И в отместку, я лишу всего вас. Я ненавижу тебя.
Впервые за все это время Чарльз позволил себе повысить голос. Он выкрикнул последнюю фразу со всем гневом и болью, которые копились в его сердце с того дня, как он видел мертвенно-бледное лицо Адрианы. Пусть окружение было обмануто его спокойствием. Он никогда не мог показывать свои истинные чувства. Найтон знал, что ему нельзя проявлять слабость, его титул никогда этого не позволит. Но это не значило, что какая-то девчонка может с легкостью пройтись по пеплу его былой любви, а потом требовать к себе почтительного отношения. В эту самую минуту он видел в ней не свою новую супругу и будущую королеву, но воплощение всех его бед и несчастий, словно это ее маленькая ручка подлила злосчастный яд в кубок Адрианы. Впрочем, ее руки все равно в крови. Она несет грех своих родителей на собственной душе, и Чарльз будет молиться за то, что бы она поскорее отправилась в ад.
Не давая ей опомниться, Найтон впился в губы девушки жестоким, требовательным поцелуям. Его пальцы продолжали сжимать ее плечи, сминая дорогую ткань свадебного наряда и, должно быть, причиняя принцессе не мало боли. Поцелуй был жадным и грубым, мужчина терзал ее губы, без капли нежности или любви, словно воплощая в этом действии всю свою ненависть. Дыхание сбилось, отданное во власть разгорающейся страсти. Мужчина прижимал к себе девушку с такой силой, что чувствовал и каждый ее вздох. И в какой-то неуловимый миг, неосознанным движением, Найтон разжал пальцы, плавно переместив одну руку на талию девушки, а другой коснувшись ее щеки. Теперь он целовал ее нежнее, мягче, прижимая к себе уже не с ненавистью, а со страстью.
  С глухим стоном Найтон резко оборвал поцелуй. Глубоко вздохнув, он посмотрел на припухшие губы принцессы и, проведя ладонью чуть вниз, коснулся их уголка кончиками пальцев.
- Несправедливо отказывать в своей любви животному, лишь потому, что оно может причинить боль. Ведь не его вина, что природа наделила его колючками. Быть может это собаке нужно было быть разумнее и не приближаться к нему вовсе, - чуть хрипло прошептал Чарльз.

«Каждый человек, возникающий в нашей жизни, играет определенную роль.
Иногда главную, иногда эпизодическую. Но очень часто крохотный эпизод оказывается для сюжета решающим.» (с)

Злость, порождаемая бессилием и одиночеством, сжигает душу дотла. Как замкнутый круг, духовное опустошение порождает ненависть ко всему живому, загоняя в угол и лишая способности проявлять понимание и сочувствие. Чтобы одаривать душевной теплотой, заботиться о ком-то, жертвовать собственными чувствами; чтобы сражаться с вечной, многоликой тьмой, являющейся нам в бесконечной веренице лиц, поступков и намерений; чтобы, не павши на самое дно отчаяния, смотреть в лицо Жизни и Смерти, и чувствовать в себе силы просто перешагнуть, забыв о мести, - нужно беречь свое сердце, не позволяя ему опустеть. Ошибается тот, кто полагает доброжелательность и милосердие – детищем их собственной души. Нет, все то хорошее, что в нас есть – плоды той любви, той заботы, что дарят нам любимые люди. Они зажигают нас, словно факелы и только тогда мы способны противостоять тьме и протягивать руку помощи еще более нуждающимся в свете.
Чарльз не был способен на понимание. Лишившись Адрианы, он потерял ту силу, что давала ему возможность быть великодушным. Словно тот щит, что защищал его от всего мира, пал, оголяя беззащитное сердце. Мужчина замкнулся в собственных воспоминаниях, едва различая грани забвения и реальности. Впрочем, реальность сейчас была столь неприятна, что замечать эти грани не было никакого желания. Видит Отец-Создатель он пытался. Разве не пошел он на жертву, ради своего королевства? И разве этого было мало? Так почему он не может отомстить этой, непрошенной в его жизни, гостье? К чему им маски галантности и благопристойности, прочь иллюзорные шаблоны! Сегодня он намеревался быть злодеем в этой пьесе из двух лиц.
Почувствовав, как принцесса пошатнулась в его руках, одну горестную минуту, король всматривался в ее глаза, блестевшие от слез. Тихая, глухая фраза, постепенно доходила до его сознания, принуждая оглянуться и посмотреть на себя со стороны.
Как все глупо и бездарно. Дешевый театр, убогий маскарад. Впрочем, он добился того, чего желал: сделал Ей больно, обидел, отпугнул от себя. И теперь, с удовольствием, к которому примешивалась лишь легкая нотка горестного сожаления, он наблюдал за плодами своих усилий.
Анна не вырывалась из его рук, окончательно смирившись и отдавшись на волю судьбы. Она могла выказать строптивость и тогда все закончилось бы еще раньше. Но принцесса повела себя совсем не так, как рассчитывал Чарльз. Он не смог заставить ее показаться мегерой, подтвердив тем самым, все его представления о моргардском дворе. Да, бесспорно, Найтон выбил ее из равновесия, принудив показать хоть какие-то искренние чувства, но слезы – это не то, что ему было нужно. Его пустое сердце жаждало сражения, кровопролития, а получило лишь жалкую, соленоватую воду из светлых мирцелловских глаз.
Король молча подхватил девушку на руки и медленно направился к кровати, забранной изумрудно-зеленым пологом. Теплый свет пламени отразился в золотистом переплетении нитей. Чарльз не смотрел на супругу – безвольную марионетку в его руках, слишком слабую, чтобы бороться. Его лицо стало бесстрастным, вспышка мимолетной страсти потухла в королевском взоре.
С осторожностью, мужчина положил принцессу на роскошно вышитое покрывало и, на кратчайший миг, вновь оказался в опасной близости от ее лица. Она принадлежала ему перед лицом Отца-Создателя, перед ликом всего мира, и он может поступать с ней так, как считает нужным. Может терзать ее тело так же, как он терзает душу, превращая жизнь принцессы в еще больший ад, в бесконечный кошмар из которого спасением станет только смерть.
Чарльз выпрямился и, устало усмехнувшись, отступил.
Он никогда не понимал, как можно мучить беззащитных животных. Тиранить слабых, чтобы почувствовать себя сильным – удел трусов. И нет чести в том, чтобы затравливать пугливую мышь, мня себя властителем всего мира.
Найтон развернулся и направился к дверям, не намереваясь более оставаться в этих покоях. Все в них причиняло ему боль, растравливало душу, и даже короли не обладают безграничным терпением. Еще немного и выдержка изменит ему, а он не мог допустить, чтобы Анна увидела что-то, помимо его ненависти и презрения.
Он чувствовал на себе ее взгляд. Что она испытывала в этот момент? Еще больший страх от того, что оказалась отвергнутой, или безграничное облегчение? Однако, не все ли равно.
Остановившись возле самих дверей, король обернулся, еще раз взглянув на хрупкую фигурку, словно потерянную на огромной кровати с изумрудно-зеленым пологом и роскошно вышитом покрывале.
- Эту ночь я дарую вам, принцесса. Достойно оплачьте вашу прошлую жизнь, ибо она канула в небытие. Но знайте, что более я не намерен лицезреть ваши слезы, - за холодностью голоса скрывались усталость и опустошение, но взгляд короля был тверд.

***

Оказавшись в спасительной тишине свой спальни, Чарльз опустошил очередной кубок вина до дна, а затем, швырнул его в камин. Какие глупцы утверждают, что этим напитком можно добиться забвения? Отправить бы их всех на плаху. Вино лишь дурманило разум, но от этого, на душе становилось все горестней. Словно бы багровая жидкость вымывала все краски, все радости жизни.
В нижнем зале по-прежнему пировали. Гости не разойдутся до самого утра, и еще неделю будут продолжаться празднества. Завтра, он выйдет к этой отупевшей и захмелевшей толпе, ведя под руку молодую супругу. 
Чарльз опустился на постель, чтобы забыться коротким, беспокойным снов. Он не жаждал сновидений и хоть в этом боги ему благоволили. До самого утра король пребывал в умиротворяющей тьме, где не было никого и ничего.