Женщины ввергают даже самых благородных и бравых мужей в омут безнравствия, ради одной снисходительной улыбки,  не тронувшей ее губы. Проклятые, павшие, находясь на смертном одре, они все равно тянутся руками пытаясь ухватиться за невидимый подол, еще раз прильнуть к груди прелестной соблазнительницы, называя смерть ее именем. Прибыв в Корнуолл, Дэниэл был убежден, что случилось непоправимое, раз  его приезд был настолько необходим, скорый приезд. Зайдя в главный холл особняка, ставшего ему вторым домом, он не сразу узнал владельца,  встречавшего его. Поседевший, осунувшийся граф, напоминал живого мертвеца, которому неведом сон уже которую ночь. Ищите  женщину - она порок людской, ищите женщину в ней все грешно. Лик ее, он так прекрасен, сопротивление, милорд, напрасно – навзрыд пели придворные трубадуры, а серость лица и тени тяжелыми мешками, лежавшие под глазами Корнуоллского владыки, еще раз доказывали справедливость этих слов. Он коротко говорил, не вдаваясь особо в подробности, объясняя необходимость вымолить прощение и невозможность сделать это самому. Даниэль хмурился, вслушиваясь в каждое сказанное слово, и не узнавал  в нем человека некогда достойного восхищения. Сломленный, жалкий, заметно постаревший с момента последней встречи,  только подогревал любопытство Арендта, даже не представляющего что за чудо-женщиной  должна быть та, кто довел его дядю до такого состояния. Повернувшись на голос, доносившийся позади него, мужчина окинул  незнакомку  беглым взглядом, чуть дольше задержавшись на ее лице и повторно, уже более внимательно стал всматриваться в черты той. Горящие, почти черные глаза, пухлые губы, фарфоровая кожа, перед ним была уже не молодая, но еще цветущая женщина. Старость не успела коснуться ее красоты, нарочито сохраняя ее до лучших времен, как хорошее вино, с годами, становящееся только богаче своим вкусом. Такая женщина могла затронуть струны сердца Корнуоллского владыки, затянуть слишком сильно пока те, с треском не разорвутся, но вопреки всему тому, что Даниэль увидел, он никак не мог отнести эту особу к 8 чуду света. Ничего неземного, очередная красивая женщина. Хельм был переполнен ими, но чтобы так убиваться из-за нее, все это, по меньшей мере, вызывало недоумение у Арендта. Неужели кто-то мог добровольно отдать себя в рабство, позволить надеть на себя  именные кандалы, и с преданностью щенка сидеть у ног хозяйки. Любить кого-то настолько сильно, чтобы прожечь внутри огромную дыру, даже время которую неспособно заполнить. Она сквозит, принося зудящую боль, вынуждая раз за разом поддаваться порывам и наступать на старые, но горячо желанные грабли. Упиваться своей болью и делать все, чтобы испытать это стискивающее нутро чувство. Зачем? Ощущать нехватку кислорода и пытаться  искать в этом всем хорошее, будучи погребенным заживо. Она того стоит? Разочарованно вздохнув, мужчина коснулся пальцами протянутой руки и запечатлел поцелуй на белой  коже. – Даниэль Арендт, граф Лоонуа, и на этот вечер посланник его светлости. Он приносит свои глубочайшие извинения и смиренно просит Вашей милости, – расстегнув  упелянд на несколько петель, он достал письмо, перетянутое красной лентой с каким-то свертком, все еще сохранившее тепло его кожи. – Если Вы ознакомитесь, то незамедлительно найдете более десятка причин, чтобы простить его.  Прочитайте. – улыбнувшись кончиком губы, несколько хищной, кошачьей улыбкой, мужчина протянул ей письмо и отошел на несколько шагов назад, поспешно застегиваясь.  Свою миссию он выполнил, а что решит графиня, сочтет ли нужным открыть, простит ли Пэрайда, его абсолютно не волновало, невольно ловя себя на мысли, для чего вообще была необходимость устраивать весь этот цирк. Разве его власть и богатство не позволяет иметь любую женщину, которую он пожелает? Но все это осталось на грани домыслов и быстро потеряв  интерес, Даниэль принялся рассматривать украшения комнаты, сочтя его куда более информативным, нежели этот разговор.

Отредактировано Daniel Arendt (2015-02-16 14:19:42)

Ещё и безграмотна, похоже, дядя действительно сдал и слухи оказались верны. подметил про себя мужчина, но отказывать нуждающимся было не в его правилах, и если для этого нужно заглянуть в нечто столь сокравенно-личное, как послани весьма увесистого характера, то он беспромедлительно сделает это. Сжав свёрток в руке, Даниэль резкими,  точеными движениями распутал заветную ленту и вскрыл письмо. Пробежав глазами по строчкам, он ещё больше убедился в своём вторжении в то, что не предназначалось для его глаз. Дочитав про себя до конца, он посмотрел на Контессину, по-видимости ее звали именно так, примеряя содержимое  на эту женщину. И чем она так покорила Дэмиэно? он не знал на это ответа, да и узнавать особо не хотелось, сама графиня для него была глубоко неприятна, раз позволяла себе такую фривольность с мужчиной более знатным, нежели она, но не ему судить. Орллея, по-сути, целое королевство, а не провинция коей считалась, здесь другие обычаи и нравы и уроженцу Хэбрея, даже прожившего здесь несколько лет, все равно не понять всех тонкостей здешнего менталитета. Его мать тоже была орллевийкой,  что сделало его достаточно благоразумным чтобы не связываться с этими женщинами. Их коварства нет границ, достаточно было вспомнить с какой легкостью, почти играя, Жезель протянула мужу яд, ее рука не дрогнула и даже после, увидев искаженное предсмертной агонией его лицо, не проронила ни одной слезинки. Бездушные стервы - все больше убеждаясь в справедливости этих слов, хотя бы на примере Пэрайда и его растоптанных  чувств, под ногами Контессины Барди. Пробует ее имя на вкус, перекатывая на языке и процедив сквозь зубы со всей неприязнью, которую только пробуждала в нем графиня, так неуместно демонстрирующая свою борзость. Даниэль даже не удивился,  если бы узнал, что и вдовой она стала не случайно. - Хорошо, я донесу до Вас, слова моего уважаемого дяди. - учтиво склонив голову он приблизился к креслу в котором сидела женщина, неотрывно заглядывая в эти бесовские глаза. Голос мужчины смягчился, - Контессина.  В день нашего знакомства Вы отняли моё сердце, я утратил способность трезво мыслить. Все о чем я мог думать, были и остаетесь лишь Вы.  Я был неправ...но Вас отказ ввёл в меня ярость...Все о чем я мечтал - рухнуло одночасье. Я люблю Вас. - цитируя дословно письмо, мужчина едва не шептал, произнося каждое слово словно пылкий любовник, адресовав его желанной, единственной для него женщине. Ею на краткий миг была Контессина. Пламенная речь настолько точно была передана, что к середине рассказчик и послание слились воедино. Словно он и был тем, кто клялся в любви и утопал в забвении. Словно он любил ее так, что сердце умирает в разлуке...Любил. – Моя Контессина. - мягко закончил мужчина, и поднявшись с колен, небрежно отряхнул их,  вновь нацепил на лицо маску безразличия. Она обязана простить Пэрайда, он был уверен в этом, и теперь, оставалось лишь ждать, что решит эта своенравная женщина, по-прежнему считая, что дядя перегнул палку.- Надеюсь, Вы остались довольны.

Отредактировано Daniel Arendt (2015-02-16 17:15:11)

Мужчина прищурился, разглядывая игру теней отброшенных камином на лицо графини. Они менялись, сплетались в причудливые узоры и выделяли яркость горящих глаз женщины. Вот она встаёт, бесшумной походкой сокращает между ними расстояние. Она что-то говорила, но в ушах Даниэля все ещё звенел ее отказ.Неужели эти слова не смогли растопить  сердце Контессины, не посеели зерно сомнения, или хотя бы не заставили задуматься о возможности прощения, так необходимого дяде.Ничего сверхъестественного прилагающего титанических усилий эта просьба не несла, тогда почему же с ее уст срывается прежнее "нет". Холодный тон, окутанный лживой грустью. Нет, она ни на миг не задумывалась, как будет протекать жизнь того, кому она вынесла приговор и палачом во всей ситуации стал никто иной ,как сам Арендт. Удачное стечение обстоятельств - саркастично подметил мужчина, уже представляя всю живописность этой картины. Корнуоллский владыка стоял к нему спиной, сгорбленный под весом обрушившегося на него признания. Его голова была опущена, а затронутые проседью волосы, напоминали шерсть мокрого зверя. Затравлен, как животное, попавшее в капкан, взвывшее от горестной потери. Оно лишилось ноги и больше не способно самостоятельно существовать, хромой - ему не угнаться за быстрой ланью и рано или поздно сам, превратившись в добычу, будет растерзан другим, более опасным хищником. Бесславный конец гордого волка, погнавшегося однажды за призрачной жертвой. Невыносимая, ужасающая перспектива заставила Арендта нахмуриться, он не хотел в этом участвовать, стать тем, кто растопчет кумира сровняв его честь с землёй. Того, кто стал ближе матери и покойного отца, кто заменил брата и стал покровителем. Из-под лёгкой руки Пэрайда вышло умение выжидать, благоразумие и актерское искусство без излишеств, продемонстрированное несколькими минутами ранее перед графиней. Дэмиэно был его учителем, советчиком и другом, от чего известие, которое ему придётся преподнести - становилось ещё более отвратительным. Нет, граф Лоонуа не станет этого делать. Он не вобьет последний гвоздь в крышку гроба. Не станет жнецом. - Увольте от такой участи, моя графиня. Вы ставите точку, а такие вещи говорятся лично, глядя в глаза тому, чьи чувства Вы отвергаете. Проявите уважение. - мягко говорил мужчина, как можно более вкрадчивее стараясь донести эту мысль. Осторожно, чтобы не спугнуть и не утратить минутную благосклонность. Предложение вина последовавшее после напрягло Даниэля, он холодно кивнул. - Только в том случае, если Вы испьёте первой из моего кубка. Если не боитесь. - сложив руки на груди, следя за редакцией своей собеседницы.

Отредактировано Daniel Arendt (2015-02-17 18:47:33)

Арендт внимательно проследил за действиями женщины, на скорую руку наливающей в серебряный кубок вина. С каким вызовом она смотрела в его глаза, разве не с таким же рвением она околдовала бесславного Пэрайда, попавшего в эти чёрные омуты. На что ещё была способна Контессина Барди? Какие секреты прятала в шкафу и для чего были все эти игры. Даниэль не понимал эту женщину, какими принципами она руководствовалась при выборе очередной жертвы. Сейчас перед ним стояла хищница, большая чёрная кошка готовая вцепиться острыми зубками в его горло  и сдавить, пока алая, тёплая жидкость не заполнит ее пасть. Она распоряжалась и отдавала команды, пытаясь строить его как юнца, все это ещё сильнее склонило чашу весов в сторону лопнувшего терпения. Кем она себя возомнила? Даниэль ни разу в своей жизни не бегал за норовистыми девчонками, не прилагал усилий, чтобы увлечь очередную нимфу на своё ложе, но они все были лишь забавой, развлечение на одну ночь, потребностью организма. Можно давать этому фактору тысячу имён, перекручивая, облачив в красивую, сладенькую начинку, но результат останется неизменным. Ни одна не тронула его сердце. Еще, будучи юнцом, он дал себе клятву никогда не склонять колени перед женщиной. Не ставить выше себя, какой бы желанной она не казалась. Подчинять, контролировать, держать весь мир в своих руках. И ни одна не заставит его остепениться. Ни одну не признаёт равной. Перед глазами все ещё стоял неудачный опыт его отца, когда-то поддавшегося велению чувств и пригревшего на груди змею. Что дала ему эта любовь, прогнившему в сырой могиле трупу?  Чем одарила страстная речь искусительницы, чтобы ради этого можно было утратить бдительность. Или сладостный нектар, что тек между ещё бедер, заставил отца, превратиться в пустую марионетку и принять яд из рук этой твари. Даниэль был убежден, что не повторит ошибок мужчин своего рода, не предаст, ради чертовки  - друга, как было с его регентом. Не станет, искать прощения не имея на это даже шанса. Он ему и не нужен. Хельм наполнен прелестницами, но, ни одну он не назовёт своей женой.  Ни одну не приблизит на расстояние стука сердца. - Орллевийки славятся бурным нравом, госпожа. Кто знает, что Вы могли подмешать в мой кубок. Опасения вполне уместны. А на счёт ответа, я настаиваю, чтобы Вы сами его доставили, пойдёт и письменный вариант, зачем же ехать? Будьте любезны, не тратьте моё драгоценное время. Я приехал из Хэбрея чтобы вернуть долг моему дяде, и  не намерен как слуга бегать туда - сюда, выполняя Ваши поручения. Я не намного младше Вас и уж тем более не беднее, чтобы исполнять их. Нагло усмехнувшись, мужчина  коснулся ладонью руки женщины сжимающей кубок и поднес его к своим губам, осушая.  Он пил жадно, не отрывая взгляда от графини. И отстранившись, все ещё сжимая ее руку - продолжил. - Вы ведь никогда не были в Лоонуа? Прошу прощения, в Лайнессе. - пояснил мужчина. Представляясь тогда, он посмел забыть разницу перевода названий, включая и его графство, имеющее прямое отношение к животному, которое по легенде защищало эти земли. Графство Льва, как его называли путешественники, постоянно путавшие буквы в слове, пока и не возникло Лайнесс. Что-то по смыслу - пожимали плечами придворные летописцы. Люди забудут, считали они, но как назло оно прижилось и теперь словно существовало два графства: Лоонуа и Лайнесс, даже титул стал иметь двойное значение.

Отредактировано Daniel Arendt (2015-02-18 17:05:38)

Мужчина лишь коротко улыбнулся, мысленно отсчитывая в обратном порядке до десяти. Вдох и медленный почти тягостный выдох, распирающий грудную клетку, словно перетянутую алой лентой. Благородные мужи не показывают своих слабостей, они будут терпеть, демонстрируя своему оппоненту ледяное спокойствие. В его жилах всего на половину бурлила горячая орллевийская кровь, а значит, кто как ни он знал чего стоит сохранить невозмутимость даже в самых кавернозных ситуациях. Стиснуть зубы, и терпеть, как бы больно тебя не ранили, истинный повелитель не бросается в омут головой, он ищет, он выжидает. Пока не наступит подходящий момент для нападения, когда враг меньше всего этого ожидает. Достойный человек не станет вестись на колкие речи, даже если его честь была задета. Сцепи зубы и терпеть, надев маску безразличия, ты остаешься недосягаем. Как рыцарь, облачившись в доспехи. Им не сломить тебя, не задеть за живое, если ты сохранишь спокойствие. Думай, прислушайся к себе и только потом действуй. И тогда этот бой станет победным. Горн  оповестит о павшем воине, а ты, стерев с рук кровь белым, как девственный снег, платком пойдешь дальше. Уважай, молчи. Мужчина судорожно пытался согнать голос регента, шептавший в голове. Сколько раз он слышал эти слова, не придавая им должного значения. Сколько раз выпадали те моменты, когда необходимой оказывалась выдержка, а не сила. Жизнь учила, советчики подсказывали, и Даниэль усвоил этот урок. Вдох... наваждение ее слов пало, оставив позади утихшую бурю. Граф Лоонуа вернул спокойствие и теперь, с лёгким снисхождением взирал на женщину снизу вверх. Приблизившись к камину, он подкинул парочку палений, слушая  их тихий мелодичный треск. Его руки замерзли, но он не спешил протянуть их навстречу ласковым языкам пламени, тихо отвечая, заставляя ее прислушиваться, -  мы с Вами прекрасно понимаем, что никто из нас не уступит. Будем откровенны, мне это нравится не больше Вашего,  и уж поверьте, я не собирался проводить этот вечер в Вашей компании. Как и Вы в моей. Вы очень привлекательны, но я действительно считаю Вас не достойной, ни одного из приведенных поступков. Пэрайд на пустяки не разменивается и если Вам удалось с подвигнуть его на такие речи, и думаю, не только. В Вас есть что-то, что вызывает восхищение. Я этого не вижу, но он видит. Дэмиэно считает Вас бриллиантом. Вы обязаны ему ответить. Черкните хоть несколько строк, этого будет достаточно, - повернувшись, Даниэль замер, смотря сквозь силуэт графини. Впервые за время своего прибытия ему стало грустно, почти жалко. Кого или о чем, он мог лишь догадываться. Ему захотелось поскорее отбыть в Лоонуа и поставить крест на этой истории, у которой, по всей вероятности, нет, и не могло иметь продолжения. Но что-то останавливало. Томило, смущало. Колющее ощущение в области ребер. Неужели все же яд? Горько усмехнувшись, Арендт готов был рукоплескать Контессине, имя которой, так резало слух. Яд? - переспросило сознание, но тело отчётливо воспроизводило размеренный стук. Он снова ощутил себя ребёнком, затравленным взывающим о помощи. Тем, кто был погребен заживо. Сколько будет продолжаться этот раунд? Главное только одно - выиграть. И Даниэль, уже чётко представлял, как именно это сделать

Отредактировано Daniel Arendt (2015-02-18 20:42:31)

Сжимая запястье графини, мужчина даже не сразу среагировал на пролитое вино.Одежда намокла, впитывая яркую жидкость ряснея багровым пятном на белоснежной ткани. Взгляд лихорадочно блестел, а бледность щек выдало значительно ухудшенное всего за пару минут состояние Арендта.  Спертое дыхание, дрожь, сопровождались лёгким покалыванием в области ребер, где красовался полученный около месяца назад шрам. Уже не новый, но все ещё не зарубцевавшийся, он переодически напоминал о себе, вынуждая своего хозяина отклониться слегка вперёд, чтобы избежать прикосновения мокрой ткани к телу. Если бы он мог сейчас трезво мыслить, мужчина бы предпочел остаться на нейтральной линии и старался, всячески избежать перехода на личности, но рычаг был сорван. Отсчет пошёл на минуты и  насколько долго самообладание будет удерживать гнев в узде - было лишь вопросом времени. Как и в театре, ружьё висевшее на стене в первом акте, в конце второго обязательно должно выстрелить. Добивалась ли этого Контессина, какую игру она не вела, ей всё же удалось найти отклик в сердце Даниэля, пускай далеко не тот, о котором она помышляла. Или он все придумал? Сильнее сжав ее запястье, он подтянул рывком женщину к себе, марионеткой, подчиненной его движениям. - Тесса, - шепча, склоняясь к ней ближе. Почему-то Арендту казалось, что такая вариация имени вдовы впервые используется, эта уверенность переполняла его, делая особенно сладким его выходку. Смакуя на губах, молодой граф повторил, привыкая. Даниэль знал, что впредь только он и только так, станет именовать эту женщину.  - Тесса, избавьте меня от Ваших догадок. Вы меня слишком плохо знаете, чтобы делать какие-либо умозаключения о том, что я думаю на Ваш счёт. - склоняясь к ней, едва касаясь своими губами, мужчина с удивлением заметил, что графиня закрыла глаза, ожидая, видимо, от него именно такого шага. Улыбнувшись, он продолжил, - Вы слишком много о себе думаете, раз сочли, что можете вызвать такие сильные эмоции как отвращение или ненависть. Вы мне не интересны, хотя бы потому, что я предпочитаю покладистых женщин, знающих своё место. А Вы цены себе не сложите. Поэтому ни одного не пускаете в свою жизнь. - отстраняясь, намеренно обломав графиню с поцелуем, он коснулся губами небольшого покраснения на её запястье и отпустил. Все своё внимание  посвящая. испачканой вещи. Поспешно сняв упелянд, в надежде, что сорочка под ним осталась чистой,  молодой граф отвернулся. Испорчена, мысленно констатировал лорд,  но не стал спешить расстаться с ней, все же правила приличия, пускай и частично, он старался соблюдать.

Отредактировано Daniel Arendt (2015-02-20 16:38:59)

Неудавшийся спектакль подходил к концу, полностью разочаровав зрителя не только своим замысловатым сюжетом, но и ужасной игрой актеров. Они мельтешили по сцене, раздражая фальшивостью своих эмоций, так отчаянно стараясь вжиться в придуманный автором образ. Атмосфера удрученности витала в воздухе, сгущая краски над их головами, и ни одной, ни одной удачной реплики. Каверзные склоки, обрубки полные недосказанности, сбитая интонация. Где-то проглядывался тон игривости, настолько тонкий и неуловимый, что больше походил на специфику соблазнения, прикрытую вуалью учтивости. Как рысь, с бесшумной поступью  настигает свою добычу, едва касаясь мягкими лапками земли, такими же были и намеки читаемые посторонними между строк. Улыбки, скованность движений и, конечно же, полный вызова взгляд – прокручивал сценарные страницы вновь и вновь, затирая до дыр. Эта ситуация уже была. Всплывала в памяти у постояльцев дома Борромео, не год ни два назад. Намного раньше, когда стены замка еще слышали смех влюбленных супругов, только недавно скрепивших союз своих сердец браком. С каким трепетом держались за руки, с бесстрашием смотря в глаза всем превратностям которые им уготовила жизнь. Знали бы они тогда, что наступит время, когда их идеальный мир даст трещину, разрушившись окончательно с известием о смерти господина. Что некогда юная и цветущая Контессина, на долгое время облачит себя в траур. Скорбь застынет на ее нетронутом старостью лице, таким же молодым и прекрасным как раньше. Краски исчезнут из фамильного замка на долгие семь лет, пока жизнь не уготовит новый поворот. Зная все это, возможно, юные Лоренцо и Контессина берегли бы свое счастье, спрятав его сундук, противясь любому вмешательству, но теперь, было уже слишком поздно. Ни одно из последующих увлечений графини не меняло что-то глобально, поэтому на весь спектакль, развернувшийся в холле, слуги смотрели сквозь пальцы. Их забавляло, как хитрила их госпожа, как отчаянно доказывал свое равнодушие северный гость. Возможно, старый слуга, видел куда больше, чем участники бурного разговора, полного колкостей и подколов, но он молчал, озадаченно прижимая к груди тряпку, протянутую позднее юному господину. Даниэль все это время стоял спиной, стараясь не поднимать голову на графиню, теребя длинными пальцами ткань упелянда, - Графиня, Вы меня абсолютно не слушаете. Я не живу в Корнуолле, а все мое пребывание там, было ограничено четырьмя годами до совершеннолетия, чтобы я мог набраться опыта у лорда Пэрайда, прежде чем, вступить в должность. Но, зачем я это говорю, Вам не интересно кто я, собственно, как и мне. Я вижу, что Ваш ответ окончателен, тогда не смею больше отвлекать, от существенных, для Вас, Тесса, дел, – холодно парировал мужчина. Взяв протянутую ему тряпку, он поспешно стал оттирать, делая это весьма неумело. Старый слуга пытался уговорить Арендта, отдать ему упелянд, ведь это была его работа, но гонец наотрез отказался, продолжая тереть пятно. Его не смущал ни его вид, ни то, что о нем подумают окружающие, ни даже то, что своим отказом, он мог разгневать госпожу Барди. Единственное, что его волновало это призрачная возможность остаться в этих стенах, чего он никак не мог допустить. Граф готов был ехать в одном лишь плаще, предусмотрительно захваченным им в дорогу. Простыть и даже слечь, лишь бы не остаться на ночь в этом, богом забытом месте. Внутреннее чутье резало в межреберье, напускало беспокойство и требовало убраться из Борромео. Будто должно было произойти что-то ужасное, поставившее крест на жизни Аренда. Он привык доверять этому странному чувству, идти у него на поводу зная, что оно еще ни разу не подводило. Только не теперь. Мужчина сам не понимал, более чем, он не видел логики во всей своей несуразной панике. Да что ему может сделать эта женщина?  У нее уже был шанс проявить себя, тогда почему возникал этот глупый страх. Желание сорваться с места  и бежать, забывая обо всем бежать не оборачиваясь. До усталости в ногах, до прожигающей боли в легких. Лишь бы не здесь. – Не стоит себя утруждать, Ваш слуга мне покажет, где выход, – капитулировал мужчина, повинуясь, зову чутья.

Отредактировано Daniel Arendt (2015-02-24 13:31:06)

Арендт склонил голову в учтивом жесте, вслушиваясь в условия его дальнейшего пребывания в фамильном замке Борромео.   Сам факт, что ему придется провести здесь ночь, немного смутил юного лорда, как и тон с которым это было сказано. Столько напускной учтивости,  немного укора пущенного между строк. Даниэль понимал, что конфликт, в том числе такой  силы, не решится самостоятельно, и внезапное гостеприимство госпожи Барди, служило тому доказательством. Что это? Попытка выиграть время для подготовки реванша, после тотального фиаско, нужно отдать ей должное,  упорства у нее хоть отбавляй. Юный лорд даже готов рукоплескать прекрасной затее, но вместо этого коротко кивнул в ответ, следуя за слугой.  Его комната  была не большой, не пестрила дорогими убранствами. Кровать, прикроватный стол, подсвечник. Окна были затянуты тяжелым гобеленом.  Пока мужчина осматривал свои временные наделы, слуга успел принести ему чистую одежду, взамен испорченной. Плотный, расшитый серебряной нитью упелянд пришелся в пору, подчеркнув все достоинства молодого тела. Осматривая свой силуэт в зеркале, мужчина хмурился, сужая веки в рваную линию, прокручиваясь на носках,  он все никак не мог привыкнуть к своему отражению. Темно-синий, почти черный цвет был чем-то новым,  старательно избегаемый в родном гардеробе. Арендту он казался чересчур траурным, вместилищем негативных, полных неприятных воспоминаний преследующих его из прошлого.  По личному убеждению такие вещи не должны носить знатные люди, они редко кому шли.  Даниэль и сам считал, что никогда не наденет вещь подобного цвета, в каких бы обстоятельствах он не оказался. Он предпочтет остаться совершено обнаженным, быть осмеянным или простывшим, но ничто не изменит его мнения.  Лорд верил в это с такой силой, что любые сомнения откидывались еще задолго до того, как первые семена начнут созревать. Человек слова, категоричный человек – превращается в живую мишень для любого рода посягательств заставивших усомниться в непоколебимости своих убеждений. Тыкнуть носом в невозможное и растоптать былые принципы.  Арендт же был  настоящим подарком, вместилищем всех тех крайностей, которые не выставляются на публичное обозрение. Он не понимал  дурного наваждения, того слепого вожделения с которым Пэрайд отзывался о Контессине. Готовый склонятся, целовать ноги и унижаться. Эти поступки не были достойными умного человека, мыслящего способного держать свои эмоции при себе. Он высмеивал их и был не прав, продолжая упорствовать в своем заблуждении.  Граф подвергал критике алчный поступок своих опекунов, поставив крест на женщинах ,о чьем коварстве знал не понаслышке. Сметая всех под общий гриф, штампуя и забывая о человеческом факторе. Даже не пытаясь выяснить причин, подвигнувших далеко не глупых людей на неоправданный риск. Забыться, поставить на кон все. Даже цвет, в нем он был настолько избирателен, что готов был выпороть любого портного или торговца кто предложит ему товар темного цвета. Настоящий лакомый кусочек, жизнь еще не успела приступить к своим жестоким урокам, а Арендт не терял бдительности, неустанно загибая свою линию. Первый удар не заставил себя ждать, и рассматривая свое отражение чуть больше  пяти минут, мужчина впервые признался себе, что увиденное заставило его передумать. Быть может конкретная ткань, сделала его более притягательным в глазах юного лорда, но упелянд сидел отлично, и в этом даже у самого Даниэля не было права оспорить это утверждение. Он даже мысленно похвалил превосходный вкус графини, открывшейся для него с другой, более практичной стороны, как и полагалось женщине ее достатка и суждений. Образ задиры и гордячки постепенно вытиснился – легкой напускной небрежностью. Ему даже показалось, что среди бесчисленных коридоров ему послышался женский смех.   Легкий, немного игривый, пропущенный через сжатого тугим корсетом придыхания. Покинув свою комнату, мужчина последовал вслед ускользающему смеху. Передвигаясь темными коридорами, он едва успел нагнать хозяйку замка, нарочито преграждая ей дорогу. – Добрый вечер, миледи. Хотел лично поблагодарить за предоставленный ночлег, еду и одежду,  – учтиво, как могло показаться на первый взгляд, обратился к ней.  Но та, словно не слышала его, ошарашено скользя взглядом в ответ. – Что-то не так? Вам плохо? – касаясь ее локтя своей рукой, чуть сжимая.  Она побледнела, весь румянец слез с ее щек, как с полотна поблекли краски. Фигура перед ним пошатнулась. Граф Лонуа едва успел подхватить женщину, прижимая к себе.  Поднимая на руки хрупкое тело, он быстрым шагов спустился в холл, в надежде встретить кого-то из прислуги, но как назло замок словно обезлюдел.  Уложив хрупкое тело в огромное кресло, он легко похлопал по ее щекам, стараясь привести Контессину в чувство. – Тесса, с Вами все хорошо? Вы меня слышите? – обеспокоено бормотал граф, скользя цепким взглядом по чертам ее лица. – Тесса?!

Она была так беззащитна, сжимаясь в комок на алеющих простынях. Бледные губы едва шевелились в бреду, называя одно имя раз за разом.  Она вызвала во мне состояние транса, разделив реальность на два временных отрезка до,- встреча в холле и взаимный обмен колкостями и после, - хрупкое тело, бесчувственно лежавшее на моих руках.  По ее бледному как девственное полотно лицу, стекали капли холодного пота. Выбитые из прически пряди обрамили его, визуально усилив этот контраст. Что-то руководило мной, когда  я не став дожидаться лекаря вспорол котт, и стал осматривать повреждения. Поздно подоспевшая служанка, цеплялась за мои плечи, пытаясь оттащить, выпихнуть за дверь.  Она что-то кричала, своим сиплым сбитым от волнения голосом, отвлекая еще больше. Резко поднявшись, я схватил обезумившую старуху, с силой встряхивая ее, заставляя прийти в себя, и отшвырнул, как тряпка ошеломленно упавшую на пол.  Она поджимала руки к губам и начинала усердно молиться, бормоча наспех все обращения к всемогущему богу которые знала. Просила о спасении жизни своей госпожи, словно небеса способны разверзнуться и божественное провидение предстанет перед ликом смертных сотворяя чудо, даровав грешной вдове жизнь. Похоже, никто в этом замке был неспособен трезво рассуждать, действовать по наитию, а не руководствоваться  четко продуманным планом. Все это время зная, что Контессина серьезно ранена, единственное, что ее личная прислуга сделала  - хранила ее тайну, бинтуя необходимую к лекарскому вмешательству рану. Она уже была не новой, постоянно кровоточащей и испускающей гной. Неужели так трудно было обратиться к врачу, Глупая, глупая женщина, - мысленно я проклинал сумасбродство графини. Если бы она сейчас умерла на моих руках, я бы не смог себе простить, спокойно жить, зная, что единственная любовь в жизни моего дяди, умерла благодаря моей халатности. Но что я мог сделать? Отчаянно стараясь припомнить все то, чему учил меня придворный лекарь, приглашенный по настоянию Артура. Он всегда считал, что быть  графом это огромная ответственность и получить фамильный титул лишь малая часть, из того, чем я должен был обладать. Проходя его изощренную подготовку, я был уверен, что смог бы оказать помощь себе или кому-то из слуг, но передо мной лежала женщина, высокого чина, ответственность за которую должен был нести я. – Что смотришь, тащи горячую воду и полотенца, с набором для шитья. И распорядись, чтобы отправили кого-то за лекарем. И да, молись, чтобы у меня все получилось.  – я не узнавал свой голос, с каким  остервенением орал на Доротею. Эта женщина раздражала меня и ее мельтешение перед глазами, только усиливало нервозность. Давление в комнате возросло,  наполняясь пытливыми и оттого не менее встревоженными зрителями, удивленных фактом, что посторонний мужчина находился в покоях их госпожи. С ними я тоже не особо церемонился, вышвыривая за дверь и закрывая вслед за ними. Расстегнув упелянд, подаренный госпожой Барди, мысленно прося прощения у нее,  за то, что собирался с ней сделать. Швырнув его на пол, я подкатил рукава котта, оборачиваясь на голос подоспевшей Доротеи. – Вот, здесь все, что вы просили. Лекарь прибудет через час. Слишком долго…Я знал, что она не протянет, эта мысль стала последним катализатором, уничтожавшим мои сомнения. Я должен был что-то сделать, хотя бы попытаться.  Хоть что-нибудь.  Вымыв руки,  и окунув в кипяток свой кинжал и принесенные рукодельные принадлежности, я склонился над женщиной. Разрезая запекшуюся корочку и выпуская гной, сдавливая по бокам раны. Осторожно промачивая сгустки крови чистым полотенцем.  Промывая рану,  я старался причинить как можно меньше боли, но комната то и делом заполнялась женскими криками промежутках между потерей сознания. Ее служанка смиренно исполняла все мои приказы, и когда я закончил  зашивать рану, она протянула мне бинты, приглашая в комнату лекаря. Тот еще долго возился с Контессиной, готовил отвары и накладывал какие-то мази. А я сидел в холле, занимая то кресло, на котором все полтора часа назад лежала графиня, смотря невидящим взглядом на свои окровавленные руки. В голове не было ни одной мысли, в какой-то момент я даже перестал моргать, погружаясь в состояние транса. Ни эмоций, ни желаний, ничего.  Только легкая дрожь, когда рука лекаря похлопала меня по плечу.  Я тараторил, задавливая лекаря своими вопросами. Наверно, пытаясь убедиться, что не убил Тессу. Страх такой силы мне был ведом лишь однажды и перспективу пережить его снова, едва можно было назвать радостным событием. Она очнулась лишь под утро, по крайней мере, мне так сказали.  Но я не смог себя заставить зайти в ее спальню, замирая в проеме. – Как Вы себя чувствуете?