В обязанности епископа не входило проводить каждую вечернюю службу в соборе, но Бофорт любил сей процесс.  Хоуп же говорил, что Бофорту попросту нравилось слушать самого себя. Зерно истины в этом было. Фридгар заслужено являлся одним из общепризнанных ораторов королевства. У него было, что сказать каждому, его голос завлекал в свои сети, приковывал внимание, не давая отвлечься на посторонние факторы, держал в напряжении,  ожидая развязки, и очень редко разочаровывал. Голос епископа был остро оточенным инструментом, который очень редко его подводил, но и такие случаи имели место быть. К примеру, в этот вечер в соборе службу проводил один из многочисленных подчиненных Бофорта, кому епископ оказывал свое покровительство. Фридгар в то время находился в задних комнатах, пил горячее вино и пытался не слушать своего брата. Громкий Фабиан чувствуя собственное превосходство, измерял шагами небольшую келью призывая брата сознаться в собственных преступлениях. Начал  он как обычно издалека с винограда, потом перешел на скот и прислугу, зацепил вниманием торговые отношения и вскользь, не давая брату схватиться за спасительную тему, прошелся по внешней и внутренней политики государства.  Вопросы ведьм брата не интересовали, в том плане, что его не интересовали ведьмы. Случай из их общего прошлого навсегда сделал Фабиана лютым врагом всему колдовскому ковену. Если граф Антверпен ловил на своих землях кого-то обладающего магическим даром, он, не думая долго и не дожидаясь катафалка инквизиции, отправлял виновных и невиновных на костер, его нетерпение по отношению к ведьмам устраивало правителей Моргарда и создавало ему определенного рода репутацию. Но сейчас речь была всего об одной ведьме, не обдающей явным магическим даром, и одновременно покоряющей своим колдовством всех кто ей приглянется. Родную жену Фабиан любил как безумец, как ребенок мать, как страстный любовник, как пес он был готов   ползать перед ней на брюхе, но Октавия не отвечала ему и половиной того жара, которым полыхал он. Нет, жена графа Антверпена, нынешняя графиня Антверпен любила младшего Бофорта, как женщина любит мужчину, и он любил ее как мужчина любит женщину. Эта порочная, богопротивная связь и выводила и без того из шаткого равновесия Фабиана Бофорта, человека скорого на расправу и достаточно жестокого чтобы его лютого нрава боялись соседи и слуги. Раз за разом Фабиан приходил к брату,  требуя от него признания. Совершено по детски он пытался вычислить, кто из детей Октавии рожден от него, а кто от Фридгара.  Вот и этот вечер повторял прошлый раз, но сегодня Фридгар молчал и пил крепкое вино. Прогретое на огне, с душистыми и ароматными травами, оно облегчало боль в горле и частично восстанавливало голос.
- Все… - Обречено прокаркал Бофорт, признавая свое поражение и капитулируя. - ….я так больше не могу.
Благо сегодня нога болела гораздо меньше и Фридгару, удалось быстро оторваться от наседающего на него брата. Задержавшись, когда его окликнул слуга, Фабиан дал фору младшему и уже не смог его найти. Зная свой  собор, как пять пальцев у себя на руке, Фридгар нырнул в исповедальню, где сейчас никого не должно было быть. Несколько смежных комнат, для ищущих уединения, чтобы поговорить с богом и просить  об отпущение грехов. Такие были в каждом приходе, даже здесь.  Не успев выдохнуть от облегчения и вознестись молитвами к господу, Бофорт напрягся, услышав шаги. Богатое воображение сыграло с ним жестокую шутку, обманув. Не сразу разобравшись, что слишком легкий шаг принадлежит не мужчине, а женщине, епископ малодушно вжался в стену не имея никакого желания выслушивать очередной монолог Фабиана. На сегодня ему уже хватило, больше не требовалось.
- Простите меня, святой отец, я согрешила.
Попытавшись выбраться и тем самым остаться неузнанным, Бофорт задел что-то в полутьме и обречено уселся обратно. Пользуясь тем, что женщина опустила голову, принимая покаянный вид, Фридгар осторожно выглянул поверх шторы их разделяющей. Он не ошибся в своих догадках, голос принадлежал Лукреции, когда сам епископ мог быть неузнанным, потому как его сорванный голос хрипел, а вырисовывающийся тенью образ на фоне шторы наводил мыслями лишь на образ божий. Ничего более. Две комнаты разделенные плотной шторой, очертания мужского профиля на фоне горящей свечи, хрипящий голос за занавеской и множество грехов, чью тяжесть должна была облегчить исповедь.
- Отец – Создатель милостив к каждому из своих детей. Что гнетет тебя дочь моя? Исповедь несет облегчение. Говори и будь услышана.

За занавесью Фридгар не сдержал улыбки, слушая как Лукреция, благословила отца – Создателя и про паству его не забыла, тоном опытного священника священнику же напомнила о всепрощающем отце. Многое говорило о том, как ищущий начинал исповедь,  обращался ли он к Отцу или к Матери, искал прощения у одного или защиту у другой. Было, открыв рот, чтобы поправить юное сердце и такой же юный ум, напоминая что любить надо ближнего и жить в мире, епископ быстро его захлопнул своей дотошностью опасаясь выдать себя раньше времени. Любопытство не входило в число смертных грехов, но будучи натасканным в политики и имея колоссальный опыт в решении ряда вопросов, Бофорт бы поставил любопытство на пьедестал почета и заодно занес на вершину позорных списков,   казня  каждого второго без суда и следствия.  Любопытство раскрывало слишком много секретов, являясь причиной всяческих бед и одновременно великим благом о всяческих бедах предупреждающих.  Вот и Бофорт сейчас, решая надо ли себя предать позору или пощадить, как нетерпеливый ребенок в канун солнцестояния ждал, что же расскажет ему молодая фрейлина королевы Мод.
- Я согрешила
Застыв, весь обратившись в слух, епископ боялся лишний раз вздохнуть.  Его дочь Карин была того же возраста что и Лукреция, больше на ее опыте, епископ знал как молодые девы любят распускать слухи и уже эти слухи делил на два, чтобы получить правду. Сейчас правда пришла к нему сама и оставила слишком много темных пятен. Нет имен, никакой конкретики, очевидно леди Лукреция прежде не исповедовалась или делала это последний раз так давно, что и сама забыла как надо обращаться к высшим силам, моля о прощении.
- Простит ли отец-Создатель мне этот грех?
- Открой свое сердце Господу и отринь всякий страх. Будь честна, все мы равны в глазах родителей, среди нас нет королей, нет священников и нет слуг. Торжествует истина, исповедь не терпит тайн и недоговоренностей. Священник есть голос и уши Создателей на земле, тайна не уйдет дальше этой комнаты. – Говоря медленно, опасаясь откашляться и вернуть себе привычный голос, Бофорт нарочно не торопился. -  Не существует большего или меньшего зла. Зло есть зло, каким бы большим оно не было. Так же и ложь, ложь есть ложь.
Большой камень скорее утянет на дно пропасти, но если не избавляться от камней маленьких – результат будет один.  Грех утянет душу на дно.
- Облегчи груз своей вины. Дитя мое, расскажи, кто тот человек, ради которого ты готова жертвовать своей бессмертной душой и чистотой совести?
Помолчал.
- Ты боишься за покой его бедной жены? Тебя снедает стыд перед его детьми?
И никакой сети шпионов не надо с этим правом отпускать людям грехи, слушая исповеди.

Отредактировано Frithegar Beaufort (2015-03-02 23:51:07)

- Высший суд – это суд совести. – Кидался избитыми фразами из своих проповедей и многотомников Фридгар, параллельно епископ вдохновлено и  сосредоточенно выдирал из стула длинную острую стружку.  Огромная щепка стала ему наградой за труды, оглядев свой трофей, Бофорт выкинул ее куда-то в угол и почти сразу забыл, но не забыл прислушиваться к словам Лукреции. По сути своей подбирать нужные слова и находить утешения страждущим грешникам было легко, достаточно прочитать бесконечно тянущиеся полки в институте Рейниса, выслушать многочасовые лекции профессоров в том же заведении, запомнить священное писание и суметь все это удержать в голове. Главное не говорить ничего противоречащие писанному века назад, такими же людьми как он или  молодая фрейлина за тонкой ширмой.
Невольно мужчина задумался об искушении. Прихожане чаще исповедуются в блуде, изменах или похоти, чем в алчности, коварстве или зависти. Года два назад Фридгар был вынужден во всех подробностях выслушивать, как жена одного барона изменяла мужу с конюхом. Покоренная молодым соблазнителем, набожная женщина посчитала своим долгом не упустить ни одной подробности своего падения. Если память еще не изменяла епископу, то именно тогда родился мальчик у  молодой послушницы удивительно похожий на мужчин фамилии Бофорт. А сколько еще сирот родилось после таких исповедей - не вспомнить, не учесть. Жаль детей, но плоть слаба.
Собираясь совершить второй заход и разобрать весь стул на хворост, Бофорт тяжко вздохнул.  Ему представлялось, что Лукреция сейчас опишем романтическую историю. Она и молодой, многообещающий представитель благородного семейства потеряли голову, сидя в саду и держась за руки, они не заметили как их губы соединились, а потом и тела. Все произошло так быстро, так неожиданно и неужели Бог против столь невинных чувств ведь они оба молоды, влюблены и он обязательно женится на фрейлине королевы! Он же клялся! Единственное жена не вписывалась в эту историю, ну что же можно переиграть и вместо юноши представить молодого дворянина с беременной надоевшей женой или умудренного годами мужчину…
- ... Король.
- Огненная бездна! – Прошипел Бофорт, взмахнув рукой. От неожиданности он напоролся пальцами на  занозу и по инерции сунул кровоточащий палец в рот. Вытер кровь губами и только потом осмотрел смертельную рану. Полагаясь на свой медицинский опыт, Фридгар поставил себе утешительный диагноз – жить он будет. С другой стороны ему тоже стало тяжело дышать, рискуя задохнуться, с кроличьим сердцем в груди, Бофорт резко поднял ширму, выглядывая из-под нее.
- Король это который Дарион?
Нет, мало ли Королей в Моргарде.
А королева получается Мод?
Смотря прямо в глаза девушке, Бофорт не знал смеяться ему или плакать. Ему то за исповедью надо ехать к самому Верховному Инквизитору, к которому он по-любому не поедет и посплетничать ни с кем нельзя, тайна исповеди все-таки не пустой звук.
- Нам только еще одной  Ванессы Нэш не хватает. – Забывшись пробубнил себе под нос Фридгар.

Все еще пребывая в состоянии легкого шока, не зная что делать со свалившимся на него счастьем, Бофорт очень серьезно отнеся к заданному ему вопросу. Штора больше не требовалась, смяв ее и выдвинув стул чуть ближе навстречу фрейлине королевы, Фридгар внимательно осмотрел ее с ног до головы. Сам он выглядел домашним, слегка помятым, на ногах место привычных сапог низкая обувь практически не скрывающая стопу. Вместо глухой, привычной рясы, нечто напоминающее халат. Весь вид святого отца свидетельствовал о том, что он не собирался выслушивать исповеди, разве что во сне.
- На молодую похожа. – Все-таки ведьмы мало чем отличаются от простых женщин. Есть среди них старые, есть молодые, красивые или уродливые, на первый взгляд очень сложно забраться к ним в голову и узнать, что они затевают. Лукреция очень походила на одну из них, если ей было важно получить такую информацию. Обратив на взгляды фрейлины на себе, Фридгар коротко пояснил свой нелепый вид. – Прятался я тут.
Отвлечься не получалось, мыслями он постоянно возвращался к подкинутой ему задачи. Интересно как бы отреагировала Мод, узнай, какую змею она пригрела у себя на груди? Впрочем, Дарион не спросит разрешения, на памяти Бофорта, он всегда брал, что хотел и кого хотел.
- Ну зачем я все вам рассказала….
Собираясь сразу кинуться ее успокаивать, Фридгар застыл с отвисшей челюстью, что только нового о себе не узнаешь. Нет, неужели об этом перешептываются благородные дамы, когда речь заходит о нем? Он, конечно, слышал истории о хвостах и копытах, но боже Вседержитель…..предаст анафеме! Только послушайте!
- Хватит-хватит! – Вспомнив кто из них двоих мужчина, Бофорт спешно взял себя в руки, а руки женщины взял в свои. Постаравшись говорить мягким, спокойным голосом он гладил ее запястья, с теплой улыбкой смотрел в лицо  задавая вопросы.
- И давно вы с Дарионом? Как часто? Вы….кажется, я опять все испортил…
Слезы потекли с новой силой, громкость увеличилась. Рискуя обзавестись недоброй славой и лишиться половины прихожан, Бофорт поднялся и потянул за собой Грациани, уводя ее, прочь из исповедальни.  В столь темный час в приходе еще оставались люди. Обнимая девушку одной рукой, не переставая повторять что все будет хорошо и прося перестать плакать, Фридгар привел молодую женщину в свои комнаты. На келью помещение было мало похоже, четыре просторные комнаты соединенные узкими коридорами.
- Вот сюда, присаживайтесь. – Обнаружив под горой бумаг глубокое кресло, Бофорт замешкался и заметался по комнате в поисках свободного пяточка, куда он мог бы сбросить все, что раньше забивало кресло. Бардак в этой части покоев был ужасный. В противоположном конце была видна широкая кровать, освещенная тусклой лампой. Чтобы стало светлее, пришлось зажечь дополнительные свечи. Одну лампу Бофорт поставил между собой и Лукрецией. Взглянув на ее заплаканное лицо, мужчина вынуждено сходил за платком для нее и бутылкой вина для себя.
- С вами ничего не случится. Я увел вас, чтобы поговорить наедине. В этих комнатах нас никто не посмеет подслушивать. Вы должны понимать – тайны короля не для чужих ушей. Расскажите, как все было. Ничего не бойтесь, я все еще обязан хранить тайну вашей исповеди, но я должен знать на случай возможных проблем в будущем. Король соблазнил вас?
Найдя еще один стул, Бофорт опустился на самый край, решив не разгружать его от бумаг. Вино немного кислило, но свою функцию выполняли, стало легче думать.

Слушая истерику камер-фрейлины, лорд-канцлер был абсолютно уверен, что скоро сам двинется крышей. Он не мог перестать удивляться, почему еще все церковные служки, послушники и диакон во главе с архидиаконом не прибежали к нему выяснять, кого забрал к себе всемилостивый Господь и почему покойника оплакивают в личных покоях кардинала, откуда такое исключение из общих правил. Таких плакальщиц как леди Грациани надо было еще поискать.  Испытывая острое желание взять пример со старшего брата и рявкнуть так, чтобы подскочили все присутствующие и в первую очередь чашки и вилки, Бофорт продолжал успокаивающе ворковать над женщиной. Не зря терпение всегда вознаграждается вот, и Бофорт получил свою долгожданную награду. Лукреция сделала перерыв, чтобы осмотреться по сторонам и понять, куда ее привели. Комнаты были большие,   как и полагалось человеку его должности и сану. Недоумение девушки вызывало чувство умиления со стороны взрослого мужчины.
С одной стороны чувство стыда во время исповеди должно присутствовать всегда. Ведь именно со стыдом так часто путали раскаяние, от одного до другого было не далеко. С другой Фридгар понимал, на сколько сильно удивил и даже травмировал девушку своим резким появлением. Она уже успела показать, насколько сильно боится его, Бофорт сам порой забывал, насколько сильно бояться его те, кто совсем не знают. И порой, к собственному сожалению боялись именно его, не сан, не положение, а ту фигуру которая с ледяным спокойствием смотрела за мучениями ведьм и их пособников, бесстрастно выносящую обвинительные приговоры.
- Я сам должен просить у вас прощение, леди Лукреция. Я не должен был там находиться сегодня вечером, а слушая исповедь, я  поддался порыву.  Остаться на своем месте и дослушать до конца, вот как мне надлежало поступить. В результате я нарушил правила и перепугал вас. Привести вас сюда это меньшее что я мог   сделать.
Сделав глоток вина, чтобы успокоить мечущиеся в голове мысли, Фридгар вытянул ногу, по привычки растирая колено. Сегодня оно беспокоило его меньше обычного, но руки давно опережали мысль и принимались за свой труд, даже если боль не сжимала свою мертвую хватку. Достав из кучи бумаг второй стакан, Фридгар оценивающе заглянул в него, нашел его состояние удовлетворительным и налил вина почти до краев.
- Выпейте. Монастырское вино, молодое, ему не больше двух лет. Мне прислали в подарок бутылку, две недели назад. Так вы скорее успокоитесь.
- Видите ли...
Поняв, что он добился - чего хотел, Бофорт подался вперед, ловя каждое сказанное слово.  Шел, шел Дарион и нашел сестру своей жены, отдыхающую в саду. Они разговорились, король без видимых усилий добился расположения к себе и решил, что еще одна любовница ему не помешает. Пожалуй, точное количество всех бывших и настоящих пассий короля известно разве что Брайену и то столь важную государственную тайну способен раскрыть разве что сам король. 
С самим Бофортом случались похожие встречи, но он редко держал постоянных любовниц, чаше предпочитая тех, кто умел держать язык за зубами либо тех чье слово против его ничего не значит
- Леди Лукреция я одного не могу понять, почему уже не в первую свою встречу. Когда вы узнали, кто вам тогда повстречался, почему вы продолжили поддерживать тесную связь с королем?
Дослушав до конца, Бофорт сформировал свой ответ, одним глотком допив оставшееся в кубке вино. Поморщившись, кардинал заглянул в глаза леди, силясь понять, как внимательно она его слушает и слушает ли вообще.
- Видите ли Лукреция, может быть когда-то леди Нэщ не мечтала занять место нынешней королевы, вашей кузины, но когда у женщины появляется ребенок. Всегда, когда у женщины появляется ребенок и он ей не безразличен, она будет стараться сделать все для него. А что может быть лучше, чем посадить сына на трон? Вы же сами сказали Дарион король!
Не только женщины пойдут на все ради детей, ведь своего старшего сына прикрывали оба родителя. Октавия всеми силами старалась убедить Фабиана в законном происхождении чужого бастарда и все ради того чтобы титул графа перешел ему, она не оглядывалась на законность своих детей, для нее все они были законными и любимыми. Почти все. Вспомнив Брэма, Фридгар поморщился от этих воспоминаний.
- Неужели других мужчин мало? Нельзя было выбрать другого? – Помолчал. – Нет, нет я не призываю вас отдаваться другим мужчинам. В смысле не говорю, что было бы лучше, если бы на месте Дариона был бы другой. И не говорю, что Дарион не привлекательный мужчина, вы не достойны короля..его никто не достоин……..
Молчание.
- У меня где-то было вино постарше. Простите меня. Одну минуту.
Поднявшись, Бофорт, едва заметно прихрамывая, добрел до своих схронов и в скорости вернулся обратно.
- О чем мы говорили? 

Выдержанное вино оказалось ничуть не хуже молодого, а может даже лучше. Если бы Бофорт пил при других обстоятельствах, он наверняка насладился букетом, долго смаковал, катал по языку и еще много говорил о недостатках и плюсах такого божественного напитка. Но сейчас он пил не чувствуя вкуса, его мысли терзали иные думы не имеющие ничего общего с яствами и напитками. Не думая о таких мелочах как голодный желудок и влияния крепкого вина на него, Бофорт не глядя, подлил своей собеседнице еще, чтобы та окончательно успокоилась.
Беседа складывалась складная, текла легко, как то монастырское вино кое они уже успели распить на двоих. Крайне редко с архиепископом случались такие исповеди. Он слушал и кивал, соглашаясь с каждой второй продублированной своей мыслью пересказанной устами кузины Мод.
- Желание дарить жизнь не греховно, греховно отказываться от детей, предавать брак и мужчину избранного отцом и матерью, ну или того кто выбрал вас. – Пояснил свои слова Бофорт, несколько путаясь в них же. Мысленно повторив сказанное, он пришел к выводу, что не успел ничего перевернуть с ног на голову. – Чем скорее вы покончите со своей греховной связью, тем чище будет ваше скорое замужество. Как вы собираетесь оправдывать себя, когда ваш законный супруг не обнаружит крови на простынях после первой брачной ночи? Как объясните это родителям? Я понимаю все уже случилось и сделанного не воротишь, но это не значит, что надо продолжать идти по выбранной вами тропе. Остановитесь, задумайте и сойдите, пока она не завела вас слишком далеко. Подумайте о кузине, что будет если она узнает?
Склонив голову к плечу, Фридгар обратил внимание – вино начало действовать, женское самолюбие брало свое. Каждая женщина хочет, чтобы ее любили, чтобы за ней ухаживали и восхищались. Чем выше положение мужчины, тем требовательнее становилась женщина. А тут сам король!
- Я немного погорячился, когда говорил о тех, кто достоин или не достоин короля. Церковь выступает за институт брака и верность супругов.  Она осуждает любую измену, законы суровы…
….люди слабы… Вспомнил собственные отношения с женой своего единоутробного брата, Бофорт. К собственному сожалению он слишком хорошо понимал Дариона.
- Давайте попробуем. Проведем эксперимент. – Допив свое вино, Фридгар поднялся еще раз и встал в пяти шагах от кресла, на котором сидела Лукреция. – Поднимайтесь, не смущайтесь меня. Сегодня я уже выполнил норму по изгнанию праведников из райя.
Ободряюще улыбнувшись, Бофорт протянул к своей собеседнице руки, беря ее в свои. Улыбка и теплый, слегка пьяный, взгляд застыл на лице фрейлины.
- Представьте что я Дарион, только представьте и ничего не бойтесь. Можете заранее простить меня за мой поступок. – Откуда такое вдохновение снизошло или скорее всплыло со дна бутылки, Фридгар не представлял. Вино брало свое или собственная горячность, кардинал не стал разбираться. Чуть склонившись, он мягко поцеловал тыльную сторону чужой руки, раз и еще раз, и еще…Губы архиепископа умело отметились на ладони, давая пальцам прикоснуться к своему лицу и мягкой бороде, после незаметно оказались на шее. Невидимые отметины намечающейся тропы остались на ключицах, и пошли по шее. Рука кардинала, перед тем как огладить скулы фрейлины погладила ее шею. – Откажите мне, давайте. 
Замерев у уха Грациани, Фридгар вспомнил, что ему положено только изображать, а не увлекаться процессом.

Откуда ему было знать, как ведет себя король в таких делах, он никогда не стоял со свечой в руках во время процесса, чтобы хранить короля и учиться у него искусству любви.  Сам мог поучить и свечку выдать. Бофорт имел личный опыт, уже давно отчаявшись себя исправить, он и не пытался. Тем более в связи с тем, что женщинам он действительно нравился, Фридгар недолго думая решил не лишать себя столь приятного общества. Вот и теперь, почувствовав, как тает в его руках женщина, Бофорт интуитивно подался вперед, спеша прижаться к ней всем телом, прочувствовать ее пусть и через толщу корсетов и прочих тряпок.
Вопрос Лукреции заставил Фридгара задуматься и притормозить, ну как притормозить? Найдя себе занятие руки умело развязывали тесный корсет фрейлины, спеша развернуть ее как ценный дар, бесконечные юбки и нижние платья ассоциировались у архиепископа с бумагой, в которую заворачивают подарки на большие праздники и дарят в основном детям.
- Каждому придется платить по счетам, но не теперь, не сейчас. – Уловил эхо своей запоздалой мысли Бофорт и тут же высказал ее вслух. Лукреция сама подсказала ему верный ответ немного раньше, сама того не ведая. Заглянув в ее глазах, дабы убедиться, что его слова  ее удовлетворяют, Фридгар не дал ей сбить себя с намеченного пути, требовательно накрыв ее рот своим. Показывая, что надо делать, губы мужчины повели за собой покорные ему женские. Одновременно Бофорт не пытался навязывать ей этот поцелуй или вырывать насильно, он словно приглашал ее присоединиться к этому древнему танцу. Не считаясь со временем, Фридгар приоткрывал ее губы своими, раз за разом повторяя одни и те же движения не способные надоесть. Мешая свое дыхание с чужим, он все-таки нашел в себе силы отстраниться, чтобы увидеть свой трофей. Руки уже сделали пол дела и требовалось участие глаз, чтобы завершить этот маленький ритуал – прелюдию. Тесно прижимаясь к своей прихожанке, архиепископ отбросил в сторону корсет и получил возможность, беспрепятственно спустит платье с ее плеч и ниже, пока оно бесформенной материей не опало к ее ногам. На все остальное ушло не больше мгновения.
Он мог многое сказать, но обычно хватало долгого взгляда, наполненного желанием. Со своей стороны Фридгар понимал, раз слова не шли ему на ум, значит они излишне. Действия всегда были красноречивее слов, по ним судили человека, не по словам и не по мыслям. Обведя подушечкой большого пальца ореол твердеющего соска, Бофорт коснулся губами ее виска, не смеша, возвращаясь обратно к губам. На глаза попалась расправленная ко сну кровать, удерживая Лукрецию, Фридгар помог ей перешагнуть груду одежды, сваленную у нее в ногах. От себя он отстраниться не позволял, как не позволял сомнениям закрасться в ее душу.

Накрыв руку девушки своей, Бофорт прижал ее ладонь к своему лицу и чуть потерся об нее, внушая ей уверенности. Если закрыть глаза, неужели он так сильно будет отличаться от любого другого мужчины?
Кровать нашлась довольно быстро, а казалось идти до ней достаточно далеко. Как бы Фридгар не хотел взять женщину на руки и самостоятельно отнести на белые простыни, он не мог этого сделать, для этого нужно было звать помощников, а что-то подсказывало архиепископу, здесь они были явно лишними. Наклонившись над женщиной, не разрывая поцелуй, кардинал вынудил ее присесть на край, а после и вовсе откинуться на холодных простынях. Распластанная на одеялах, в свете свечей ее волосы горели пламенем, идеальное творение Создателей, ее кожа напоминала лучший мрамор из далеких стран.  Он успел ощутить ее руки на себе и жаждал почувствовать их еще раз. Окинув взглядом любовницу, Бофорт выпрямился.
Фридгар сам себя избавил от легкой рясы, напоминающий своим покровом рыцарский халат. Под ним не оказалось ничего кроме слабой, бренной плоти. Человек из плоти и крови, как и все вокруг. Архиепископ не мог похвастать размахом плеч или впечатляющим телосложением, фигура хорошего пловца – сильные руки и кожа, плотно обхватывающая спрятанные под ней мышцы. Бесконечное число постов не давали накопить массу, а постоянные перемещения по карте Моргарда, как собственно и плавания, единственные доступные упражнения для некогда сломанной ноги, укрепили тело лучше, чем молитва.
Не глядя выкинув одежду в сторону, кардинал взялся за штаны. Самой неприглядной частью себя он по праву считал колено, уродливый шрам бросался в глаза, временами мужчина его стыдился. В остальном его кожа не носила на себе никаких отметин.  Намерения же были слишком очевидны, чтобы обращать внимание на какие-то шрамы. Избавившись от всего, Фридгар подался вперед, собираясь согреться жаром чужого тела и поделиться своим. Он не сразу припал к губам, найдя пупочную ямы и зацепившись за ее край, мужчина поднялся выше по животу к груди. Каждой он уделил достаточно внимания, прижимая и гладя выгибающуюся ему навстречу спину. Дрожь побежала по телу Бофорта, когда он всем телом прижался к своей юной любовницы, ничего больше ему не мешало. Отвечая на требовательные поцелуи с не меньшим пылом, Фридгар выдохнул слова, в чужие губы, опасаясь отвлекаться от них больше чем на два удара сердца.
- Обхвати меня ногами. – Когда это произошло, кардинал медленно приподнялся и так же медленно опустился, ощущая ярость костров чистилища. Вот только мир не  перевернулся, вместо страданий он ощутил блаженство.

Рука сжала белое бедро,  будто утопающий схватился за свою возможность спастись в последний раз, перед тем как уйти на дно. Бофорт чувствовал как две небольшие пяточки упираются ему в спину и бедра, постоянно меняя свое местоположение, они протирались о его ноги, терлись о бедра и сильнее сцеплялись прижимая на столько тесно, что это мешало Бофорту в очередной раз отступить перед своим возвращением. В такие минуту Фридгар замирал внутри фрейлины, чувствуя, как его сдавливает со всех сторон чужая страсть, как она обжигает. Вынужденно прерываясь, он прижимался всем своим телом к Лукреции, ближе было не возможно. Он чувствовал уже не только замок ног, но и твердые башенки женской груди, колющие его. Крепко обнимая любовницу, он не давал ей прервать поцелуй или она ему не давала, с пылом свойственным молодым целуя своего взрослого любовника.  Фридгар отстранялся только в двух случаях, когда хотел уделить внимание другим частям тела женщины или пытался заглушить свои стоны. В таких случаях он прятал лицо в изгибе шеи Грациани и позволял себе сладко застонать,  одновременно уделить внимание этой самой шее, вкус этой кожи был удивительно сладок. К сожалению, полностью забыться позволить себе он не мог, помимо его покоев, дальше по коридорам находились кельи братьев, наслаждающихся своими безгрешными снами. По той же причине, Фридгар спешно накрывал своим ртом рот Лукреции, когда чувствовал – вот-вот она всех перебудит. Тем более, что движения становились чувственнее, резче, имело значение внутреннее напряжение, лишающее любого ясно мыслить.
Остановившись, но продолжая ощутимо подаваться вперед, Фридгар подхватил любовницу под бедра и, сцепив зубы, на случай если больное колено даст о себе знать, резко перевернулся на спину увлекая Лукрецию за собой. Теперь он оказался под ней, а она богохульным образом ложной богини сидела на нем, прекрасная в своей преступной наготе. Подавшись чуть выше, находя головой подушку, чтобы лучше видеть любовницу, Бофорт дрогнувшей рукой провел по ее телу снизу верх, невольно смочив слюной свои губы, собирая с них вкус чужого поцелуя. Стройное девичье тело, со всеми его прелестями, было тесно прижато к его в том месте, где виднелся темный треугольник мягких волос. Получив передышку и возможность еще раз осмотреть любовницу, Фридгар с готовностью ухватился за нее. Он не спешил, ночь была долгой.
Мало того по своему опыту, Бофорт знал - чем больше томления, тем острее будет финал, тем он желаннее и ярче. Проведя руками по белым ногам и по животу, Фридгар поднялся к ней, садясь на постели. Бедра вновь попытались отступить перед новым рывком, но раз сверху оказалась женщину, у него это плохо получилось. Руки ушли за спину, частично он вновь оказался прижат к ней телом, только губы замерли недалеко от ее, приглашая себя поцеловать, или она все еще боялась к нему прикасаться?
Приглядевшись, он понял, что избавил свою любовницу не от всей одежды. Невесомыми движениями, проведя пальцами вдоль позвоночника, отмечая себе дорогу обратно от впадины между бедер, которую до этого он внимательно изучал, Фридгар поднялся выше к волосам. Между бровей залегла глубокая, сосредоточенная складка. Пальцы ловко, но недостаточно, находили спрятанные шпильки и прочие аксессуары, распутывая тяжелые локоны и один за другим, бережно укладывая ей на спину. Он не прекратил пока не убедился, что ничего не пропустил. Расчесав пятерней рыжие волосы, Фридгар улыбнулся своим далеко не чистым мыслям, все-таки он оставался священником и привык держать подобное в уме, не высказывая вслух, вполне достаточно отблесков бесовских костров у него в глазах.