не ломай ты птицам крылья, не прибавишь ни гроша,
ты не видишь, как из тела ускользает их душа.

     Эйрен говорили о том, что от нее пахнет летом. Теплым, ласкающим и преисполненным счастьем. Она любила наблюдать за цветением, наслаждаться солнечными лучами, вдыхать свежий воздух и ощущать, как легкая ткань ее платья водопадом струится к ногам, принося невесомость и ощущение полета. В Андервудшире всегда было относительно тепло.  Фйель же, признаться, отличался суровостью, и поначалу фрейлине казалось, что она — выдранный из родной земли цветок, который, подумав, все же пересадили, но в совершенно непригодную для привычного существования почву. Этот неизвестный «Кто-то» наблюдал за ней сверху с нескрываемым интересом и гадал, насколько прочно ее корни врастут в холодную землю, и не погибнет ли цветок в первую же зиму.
     Но Эйрен не погибла — цветок был удобрен любовью тетушки и вполне благосклонным отношением нового окружения, укрепился и теперь, с приходом тепла, расцвел новыми благоухающими бутонами. Фрейлина проявила фамильное упорство, настойчивость и сама не заметила, как вросла в новую жизнь настолько сильно, что, потеряв свою главную поддержку в виде любимой сестры и обожаемой Риалль, она все равно продолжала твердо стоять на ногах. Чуть погодя, немного лучше узнав новую королеву, девушка пропиталась к ней  неслыханной и нежной любовью, которую доселе испытывала лишь к членам своей семьи, и почва под ее ногами укрепилась еще сильнее.
     Жаль, что недостаточно прочно.
     Один из июльских вечеров ознаменовался черными вестями о покушении на королеву, и в ту пору прихворавшая Эйрен искренне пожалела о том, что поддалась настояниям ставшей ей почти что сестрой леди Аланы и осталась в замке. Боли Дальмонт прошли достаточно быстро, юный организм быстро справился с болезнью, и уже через несколько дней фрейлина вновь уверенно стояла на ногах и раздавала окружающим теплые улыбки. Почему королева не могла повременить? Почему устремилась в путь, оставив ее в стенах замка? Казалось бы, что могла сделать Эйрен, будь она рядом? Наверное, кусать губы, сдерживать слезы и крепко сжимать ладонь королевы, умоляя Отца-Создателя спасти их. С этой работой справилась бы любая другая, нужно было лишь смириться и ожидать леди Алану, чтобы после со всей заботой выхаживать ее и ограждать ото всех бед, но детская ревность к Элисиф — единственной из фрейлин, кто отправился вместе с королевой — грызла изнутри. И за это было стыдно.
     Как только королева прибыла в замок, ее тут же доставили в личные покои, и все фрейлины, порхая вокруг как бабочки, старались не отходить от нее ни на шаг, порядком раздражая чрезмерным вниманием. Эйрен прекрасно изучила Алану уже довольно-таки давно, и царившее на ее красивом лице выражение с завидной красноречивостью показывало крайнее недовольство. Быстро смекнув, что королева в порядке, а постоянные бормотания и излишняя забота приводят ее в ярость, Дальмонт поспешила вытолкать девушек за дверь, а после скрылась с глаз и сама, настоятельно рекомендуя звать ее в любое время дня и ночи.
     Так тянулось время, а главной задачей для Эйрен стало нахождение любого способа развлечь практически запертую в четырех стенах королеву. Зная живой характер девушки, так удачно совпадавший с ее собственным, Дальмонт могла с уверенностью сказать о том, что Алане требовалась недюжинная покорность и смирение, дабы терпеть ограничения в свободе. Это восхищало. По себе Эйрен знала, как трудно подобным ей натурам сидеть взаперти, но никто не мог возразить приказу короля.
     — Вам нужно поспать, Ваше Величество, — в который раз на дню сказала Дальмонт, поджимая губу и сочувственно смотря на королеву. — Сами знаете, что лекарь велел Вам отдыхать как можно больше, поэтому, пожалуйста, не противьтесь и подумайте о своем малыше, — она знала, на что следует надавить, и нагло пользовалась этим, испытывая невообразимый стыд. Покидать королеву не хотелось вовсе — одинокая в своих покоях, она казалась Эйрен маленьким ребенком, которого запирают за ненадобностью. Так, как запирали ее саму. Однако приказ был приказом, и словам лекаря требовалось беспрекословно подчиняться, посему, вновь напомнив о том, что она всегда готова помочь, Дальмонт покинули покои королевы.
     Неподалеку неуверенно шептались слуги, обсуждая, по всей видимости, состояние леди Аланы. Завидев Эйрен, они с завидной скоростью выпрямились и, откашлявшись, разбрелись по своим делам с недовольными минами, вызывая у девушки усталый вздох. Наверняка женщины насобирали мешок слухов и очень хотели поделиться ими друг с другом, а она все испортила. Что поделать, хотя сплетни Дальмонт и не очень любила, считая их теми еще паразитами, она все же понимала, что в подобной ситуации их не избежать. Жизнь простых обитателей замка была настолько скучна, что любое мало-мальски значимое событие тут же приравнивалось к громкой вести, и особенно наделенные воображением слуги тут же придумывали свои варианты развития событий, доходя до нелепости. Помнится, как только она сюда прибыла, люд спорил о том, слабоумная ли она или же, наоборот, излишне хитрая и изворотливая, добравшаяся до постели короля Хельма и ныне изгнанная во Фйель за прелюбодеяния. Слышать такое было поначалу возмутительно, но человек — это существо, которое с удивительной быстротой адаптируется ко всему, посему и к сплетням Эйрен тоже привыкла достаточно быстро.
     Бросив последний взгляд на дверь, скрывающую покои королевы, Дальмонт издала очередной вздох, вызванный то ли усталостью, то ли искренним сочувствием. Она молила Отца-Создателя о том, чтобы леди Алана видела прекрасные сны, однако ноги ее не слушались и не хотели уходить далеко.